ВРЕМЯ У МАНДЕЛЬШТАМА И МАНДЕЛЬШТАМ У ВРЕМЕНИ: ЧТО ЭТО МОЖЕТ ЗНАЧИТЬ?
К постановке задачи.
C приветом Урании – от Евтерпы, музы лирической поэзии…
1. ВРЕМЯ У МАНДЕЛЬШТАМА
Одиссей возвратился, пространством и временем полный.
1917
Все было встарь, все повторится снова, и сладок нам лишь узнаванья звук…
1918
Понятийно-терминологически время, особенно с учетом сопутствующих темпоральных понятий, таких как изменение, процесс, эволюция или прогресс, –это бездонный океан, который никому, никак, ни на чем и ни за что не переплыть.
Как таковое время слишком многомерно, чтобы быть сведенным к одному, сколь угодно комплексному и синтетическому, индикатору. Более продуктивным подходом представляется параметризация времени, позволяющая выявлять разумное множество индикаторов и соединять их в некое семейство, цельное и системное.
Сами параметры могут иметь как сугубо философские коннотации, и тогда сразу же всплывает, например, бергсоновский образ «веера времени», он же, де факто, принцип взаимодополнительности времени и вечности, так и коннотации сугубо исторические, хорошо сводимые к мандельштамовской метафоре «шума времени».
Применительно к поэзии и высочайшим ее представителям – мировым поэтам, одним из которых является и Осип Мандельштам, – понятийная сложность времени не уменьшается, а только кратно увеличивается. Представлениям о параметризации времени в творчестве Мандельштама интуитивно, но довольно точно соответствует отличная статья Сергея Шиндина в обруганной им «Мандельштамовской энциклопедии»1 (2017), где эти параметры последовательно называются, иллюстрируются и анализируются.
Поэтому всего лишь несколько беглых замечаний в строку.
Парной ко времени, разумеется, является мегакатегория пространства. Мандельштам – и в его лице лирика – не зря интересовался теорией относительности. Оперируя не физическими феноменами или ноуменами, а историческими и лингвистическими, он уже смутно догадывался о перетекаемости времени и пространства (чаадаевское представление о России как о пространстве без времени), вплоть до их взаимозаменяемости или даже выморочности.
Большего внимания заслуживает хронологический принцип композиции у Мандельштама – ощущаемый, но латентный у раннего Мандельштама и подчеркнутый – у позднего. Как и краткое дыхание – усредненная лаконичность, короткость большинства опусов Мандельштама: «пространство, сжатое до точки». Правило, из которого были и серьезные исключения («Грифельная ода», [«Ода Сталину»], «Стихи о неизвестном солдате»), не опрокидывавшие само правило
2. МАНДЕЛЬШТАМ У ВРЕМЕНИ
Век мой, зверь мой…
1922
И меня срезает время…
1922
Несколько проще выглядит постановка задачи параметризации «времени Мандельштама», то есть времени, ассоциирующегося с ним самим. Словосочетания типа «Век Мандельштама», «Столетие Мандельштама», «Эпоха Мандельштама», «Мандельштам и XXI век» — уже давно не редкость, они украшают собой книжные переплеты, но что означают они конкретно?
Не даты же жизни – от рождения до смерти? Или, может быть, весь двадцатый век, от лица русской поэзии которого Мандельштам небожительствует и заседает в вечном сенате мировой культуры?
Или какой-то иной интервал времени, вторым своим контуром охватывающий и всплеск интереса к творчеству Мандельштама? Тогда вся эта «параметризация» сводится к разграничению (делимитации) между его прошлым, его настоящим и его будущим, понимая под последним все то, что происходило или еще будет происходить с его творческим наследием (так называемое «посмертное бытие»)?
Да и в интервале ли времени дело?
Иные имели даже свое мандельштамовское «летоисчисление». Например, у Нади Хазиной / Надежды Яковлевны Мандельштам – это отчетливые три эпохи: 1) время до встречи с Мандельштамом, 2) общее время с ним и 3) время после, время без него.
1 Мандельштамовская энциклопедия / Ред. П. Нерлер и О. Лекманов. Т.1. М.: РОССПЭН, 2017. С.169-172.
