КАК ПРОЧИТАТЬ «ПИСЬМЕНА БОГА»
Лев Выготский:
— На деле мысль имеет своё особое строение и течение, переход от которых к строению и течению речи представляет большие трудности.
Ричард Фейнман:
— Слушайте, что я думаю, а не что говорю!
Наша мысль тесно увязана со временем. Мысль во времени. Как музыка. Музыкальные размеры в качестве временных метрик. Мысль тоже живёт во времени, купается в нём. Марсель Пруст восстанавливал ход времени по своим мыслям в поисках утраченного времени. И у него получилось. Последний том его великой эпопеи – Обретённое время.
Цитата Иосифа Бродского из его эссе «Поклониться тени» – поклониться тени великого поэта Уистана Хью Одена:
— Оден действительно сказал, что время (вообще, а не конкретное время) боготворит язык, и ход мыслей, которому это утверждение дало толчок, продолжается во мне по сей день. Ибо «обожествление» — это отношение меньшего к большему. Если время боготворит язык, это означает, что язык больше, или старше времени, которое, в свою очередь, старше и больше пространства. Так меня учили, и я действительно так чувствовал. Так что, если время — которое синонимично, нет, даже вбирает в себя божество — боготворит язык, откуда тогда происходит язык? Ибо дар всегда меньше дарителя. И не является ли тогда язык хранилищем времени? И не поэтому ли время его боготворит? И не является ли песня, или стихотворение, и даже сама речь с её цезурами, паузами, спондеями и т. д. игрой, в которую язык играет, чтобы реструктурировать время?
А вот три закона Ньютона в самой «последней» уточнённой редакции:
— Только приложенная сила меняет состояние движения тела. Приложенная сила равна произведению массы тела на его ускорение. Сила действия равна силе противодействия.
В специальной теории относительности время затормаживается для того, кто ускоряется. Ускорение, в отличие от относительной скорости, абсолютно.
И замечание о процессе мышления от Льюиса Кэрролла, автора путешествий Алисы: – Нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте. А чтобы куда-то попасть, надо бежать как минимум вдвое быстрее!
То есть надо всегда мысленно ускоряться, чтобы всегда оставаться «в форме» по части своих мыслей. А то вдруг им на смену, своим мыслям, забредут другие, чужие мысли?!
Попробуем вывести формулу для силы мысли. Поскольку здесь явно фигурирует плечо и перпендикулярный плечу смысловой подскок на тропе или фигуре речи, то лучше от силы мысли перейти сразу к моменту силы мысли. Так вот момент силы мысли равен накопленной информационной Шенноновской массе, предшествующей смысловому забросу на смелой метафоре как литературном тропе, помноженной на величину «далековатости» самого смыслового заброса. Далековатость в смысле близости могут сформировать нам те же чаты GPT в их векторной технике. Такое положение дел можно сравнить с гладкими многообразиями с особенностями, на которых касательные векторные расслоения вдруг резко повышают свою размерность, испытывая такой «касательный» смысловой подскок или даже перескок в новую смысловую Вселенную.
А теперь о роковых случайностях и замечательной фразе: «Бывают странные сближенья» от Александра Сергеевича Пушкина, и о том, что с ним тогда приключилось с позиции наших «седых веков»: – Перечитывая «Лукрецию», довольно слабую поэму Шекспира, я подумал: что если б Лукреции пришла в голову мысль дать пощёчину Тарквинию? Быть может, это охладило бы его предприимчивость и он со стыдом принуждён был отступить? Лукреция б не зарезалась. Публикола не взбесился бы, Брут не изгнал бы царей, и мир и история мира были бы не те. Итак, республикой, консулами, диктаторами, Катонами, Кесарем мы обязаны соблазнительному происшествию, подобному тому, которое случилось недавно в моём соседстве, в Новоржевском уезде. Мысль пародировать Шекспира мне представилась. Я не мог воспротивиться двойному искушению и в два утра написал эту повесть. «Граф Нулин» писан 13 и 14 декабря.
Помните, 14 декабря по старому стилю был выход декабристов на Сенатскую площадь? По легенде, Пушкин тогда не доехал до Сенатской площади, поскольку ему дорогу пересёк заяц-беляк – плохая примета, и Пушкин вернулся обратно в Михайловское. Но сама история странных сближений куда богаче. Из руководства по красноречию от Михайло Васильевича Ломоносова: – Должно смотреть, чтобы приисканные идеи приличны были к самой теме, однако не надлежит всегда тех отбрасывать, которые кажутся от темы далековаты, ибо оне иногда, будучи сопряжены по правилам следующие главы, могут составить изрядные и к теме приличные сопряженные идеи.
Интересно, что сам Ломоносов читает смысловой подскок в целесообразности контекста уже следующих глав, то есть смысл диктуется, некоторым образом, будущим. Как Уилер с Фейнманом придумали, предваряя технику фейнмановских диаграмм, что античастица электрона позитрон – это электрон, движущийся вспять во времени, что прозвучало прямой речью от Кипа Торна, консультировавшего Кристофера Нолана на «Интерстелларе» по уилеровским Кротовым норам и в «Доводе» по его же обратному времени. Кип Торн был третьим известным аспирантом Джона Арчибальда Уилера вслед за Фейнманом, соавтором квантовой электродинамики вместе с друзьями по Нобелевской премии Швингером и Томонагой, и следующим не менее прославленным в веках аспирантом Хью Эвереттом Третьим, автором знаменитого Мультивёрса.
Ускорение мысли интерпретировал и Сергей Петрович Капица: – О, сколько нам открытий чудных…
В 1973 году Капица опубликовал книгу «Жизнь науки», собственно, о её пульсе, пульсе науки. Для выявления этого пульса он ограничился 96-ю авторскими предисловиями от Коперника до наших дней к великим подвигам человеческого самостояния со всем Космосом, вместе взятым. Здесь-то, на таких этапных фазовых переходах общечеловеческого мышления мысль и ускоряется! Про случившихся по такому поводу самих теорий речь в книге вообще не идёт – непосредственно к пульсу науки сами теории имеют весьма косвенное, чисто прагматичное отношение, отработали своё. А речь именно об импульсе.
Количество информации по Клоду Шеннону всегда буквально магнетизировало нашего великого лингвиста Вячеслава Всеволодовича Иванова. Сам Шеннон довольствовался мощью своей формулы с подачи Джона фон Неймана в рамках расчёта пропускной способности сетевых каналов и в подсчетах необходимой степени избыточности передаваемого сигнала, а Иванов мечтал применить эту формулу непосредственно к расчёту информации в самих текстах. Вот Вячеслав Всеволодович на калифорнийском пляже в фильме Елены Якович «И Бог ночует между строк» – строчка стихов Иванова. Главное, бутылка с посланием из глубины веков уже успела на заднем фоне пришвартоваться к калифорнийскому берегу океана. Наверняка от Жюль-Верновского капитана Гранта. Теперь дело за детьми!
Надо отметить, что регулярно, раз в месяц, открывший кварки Нобелевский лауреат Мюррей Гелл-Ман спускался с красных гор Санта-Фе из чертогов своего детища – Института сложности – в цветущую калифорнийскую долину Лос-Анджелеса поговорить с Ивановым о сложности праязыков, что они были сложнее ныне живущих в некотором своём обобщённом смысле.
И наконец, любимая Колмогоровым техника ступенчатых функций на примере городского профиля – на каждой новой остроконечности выступающей башенной крыши – очередной смысловой подскок. Андрей Николаевич Колмогоров в письме к Виктору Лифшицу заметил: «Мнение… о «единственном и самом экономном» решении как норме работы ученого и о нахождении «кратчайших» путей выражения в лирике и музыке являются при их слишком категорическом понимании поэтическим вымыслом. Можно думать, что сопровождающее восприятие художественного произведения (и хорошего математического доказательства) ощущение красоты, законченности, основано на том, что вблизи предложенного автором решения нет лучшего. Достаточно интеллигентный слушатель музыки, или читатель литературного произведения путем неосознанных проб ощущает это непосредственно – видит, что каждая нота, каждое слово «на своем месте» и не может быть заменено другим. Но отсутствие лучших решений, построенных совсем иначе, таких других лучших решений, которые не могут быть получены из предложенного путем постепенных мелких улучшений, лежит за пределами того, что может уловить самая изощренная наша «интуиция».
Мнение Колмогорова замечательно перекликается с методами распознавания отечественной группы исследования операций, создавшей впоследствии алгебру алгоритмов под руководством Юрия Ивановича Журавлёва. Застрельщиком создания таких групп в 1940-м году выступил сам английский Премьер Уинстон Черчилль, чтобы на заседаниях военных штабов обязательно присутствовали эксперты от науки. А в нашей стране группа математиков помогла геологам в поисках крупных золотоносных месторождений южно-африканского типа на просторах нашей Родины по просьбе нашего Премьера Алексея Косыгина. Как результат последующего исследования накопленных к тому времени во всём мире сотен эвристических алгоритмов поиска оптимальных решений в различных областях науки и техники, в том числе и методами так называемых тупиковых тестов с явным эффектом квантования исследуемых параметров, появилась большая наука алгебра алгоритмов. Как говорил сам Юрий Иванович Журавлёв в своём докладе «Математические методы прогнозирования и распознавания на базе неполной, частично противоречивой, разнородной информации» в Математическом институте имени Стеклова в 2007 году: «Природа, к сожалению, устроена плохо. Соответствующий полином, который делает всё хорошо и правильно, может оказаться очень высокой степени и с очень большим числом слагаемых. Поэтому надо, естественно, не просто писать полином, а стараться писать полином всё-таки относительно небольшой… И здесь возникает совершенно потрясающий эффект. Оказывается, что если даже исходные алгоритмы все врут, причём, врут в подавляющем большинстве случаев, в классе полиномов при выполнении двух очень простых необходимых и достаточных условий… есть алгоритм, который делает следующее: на заранее выбранном наборе контрольных точек он не делает ни одной ошибки, второе – в некой окрестности каждой контрольной точки алгоритм сохраняет ответ. Отсюда сразу же следует, что если вы имеете дело с так называемой гипотезой компактности, то есть когда классы…, когда есть компакт и когда объём эпсилон-трубки вдоль границы стремится к нулю, по сравнению с объёмом всего пространства, то у вас сходимость почти всюду при увеличении числа контрольных точек гарантирована. Маловероятно попадание на границу или совсем близко, и тогда в некой окрестности, как в теореме Коши, решение продолжает оставаться правильным». Кстати, это самая что ни на есть прямая подача на «клюшку» нейросетей ИИ с их небезызвестными чатами GPT в тон популярной тогда в мировом хоккее «Красной машины» Анатолия Тарасова.
Вообще-то Вадим Юсупович Абдрашитов предпочитал говорить, что теперь надо поместить научный сюжет в драматургическую оболочку, но раз уж Абдрашитов, как и Ваш покорный слуга, когда-то имели самое прямое отношение к московскому Физтеху, то несколько переиначим Вадима Юсуповича, докрутим его предметный ряд: – Проквантовать драматургически, то есть настроить весь ансамбль из характеров, локаций, диалогов, да и драматургического репертуара впридачу на положительную квантованную волну.
Теперь очень важный момент, мы непосредственно переходим в пространство модулей или пространство представлений, или пространство действия, в том числе и прямого физического в рамках, в том числе, упомянутых трёх законов Ньютона, в пространство параметров, наконец. Это пространство модулей содержит сразу все мыслимые и немыслимые пушкинские варианты развития сюжета и, соответственно, последующих вероятных историй народов и цивилизаций, вдруг показавшихся однажды на оптическом преломлении солнечных лучей в зазоре между крыльев той самой Лоренцевой бабочки. Художник Рустам Хамдамов считает, что любая великая человеческая выдумка, саму выдумку другой наш взломщик языков народов майя на Юкатане Юрий Кнорозов вообще относил к величайшим открытиям человечества, когда оно додумалось до возможности выдуманных событий и мнимых личностей, так вот Хамдамов считает, что в основе любой выдумки лежит осознанная ошибка, мистэйк, зазор этот самый дифракционный на крыльях той самой бабочки, а пока цитата от российского суперструнщика Александра Белавина: – И замечательный факт заключается в следующем: никто не знает ни одной метрики на нетривиальном многообразии Калаби-Яу. Оказывается, что метрику на пространстве модулей Калаби-Яу вычислить можно, и больше того, именно она нам и нужна, потому что в терминах этой метрики пишется Лагранжиан полей этой эффективной теории, а вот метрики самого Калаби-Яу мы вычислить не можем, но оказывается, и не нужно. Это соответствует высказыванию великого украинского философа 18 века Григория Сковороды о том, что Господь Бог сделал всё сложное ненужным, а всё ненужное – сложным. А нужное, видите, как раз можно вычислить.
Итак, пространство модулей или пространство представлений, Театр – одним словом. И раз уж мы принялись квантовать, то не грех и запутаться в квантовом смысле, в смысле самого настоящего квантового интенглемента. Мы же не знаем, кто под какой маской здесь и сейчас, пока эту маску с актёра не сняли. Вот и возникает перестановочная группа Галуа, но и этого мало! Тут же в головах актёров возникают и так называемые Кротовые норы, по которым они мгновенно могут «сигать» из одной маски в другую с разными своими масочными Вселенными: – Маска! Я тебя знаю!
И возьмём теперь настоящую венецианскую, по случаю, вон как штукатурка с кирпичных краёв сползла от сырости, стену с масками на витрине, которые мы вешаем на стену, ложась спать, и уже маски сами, пока мы спим, разговаривают друг с другом, пока мимо них, изрядно спеша и комкая треугольную шляпу на ходу, проходит обратно на свой постамент великий апологет классика-венецианца Карла Гоцци драматург и тоже венецианец другой Карло, но Гольдони прямо здесь за углом через пару каналов…
Итак, налицо две самостоятельные сущности: господа актёры – с одной стороны, и пьесы, в которых господам актёрам надлежит играть – со стороны другой. Такое вот жутко театрализованное пространство модулей. Можно даже засвидетельствовать такое совместное участие – актёров в пьесах, и пьес, владеющих актерами, в свою очередь. Конечно, никакими актёрами-людьми пьесы на владеют, они владеют ролями, в которые погружаются господа актёры странствующей труппы. Можно, кстати, методами линейной алгебры в матричном виде посчитать репутации актёров и репутации пьес, в том числе в их отнормированном виде. И вся такая процедура, на поверку, очень напоминает знаменитый Гугловский ПейджРанк, а что, собственно, ещё она может напоминать?!
В результате мы можем померить в векторной технике трансформеров от чатов GPT близость разных актёров друг с другом, точно так же, как составляются вектора близости для слов по тому же самому алгоритму. Тонкость здесь в том, что мы все по жизни играем в пьесах с открытыми финалами, о которых договариваются уже сами пьесы между собой через своих общих участников – господ актёров, играющих разные роли в разных пьесах. Такой тренд идёт к нам из будущего в самом настоящем обратном времени. Если мы – электроны, то пьесы – позитроны, то есть те же электроны, но вспять во времени. Вот в чём фокус.
Есть замечательный рассказ голландца Харри Мулиша с броским названием – Симметрия. Его, конечно, лучше самому прочитать столько там всего, как в изящнейшем восточном орнаменте с его тонкой вязью на сказочных голубых минаретах. Отметим лишь одну деталь. Эрнст Мах в старом офицерском клубе неподалёку от Карлова моста развернул рояль к зеркалу клавиатурой. Помните пастернаковское: – Рояль дрожащий пену с губ оближет… ? И предлагается сыграть «К Элизе» Бетховена наоборот, в обратном времени – с конца к началу – «От Элизы». Оказывается, такой приём в средние века очень даже практиковался, и сам Иоганн Себастьян Бах был к этому причастен и отнюдь им не пренебрегал. Так вот текст любой книжки тоже можно прочитать от конца к началу, сохраняя слова в их правильной ориентации, то есть смещаясь каждый раз на кадрик слова и двигаясь постоянно вверх, навстречу обычному течению текста. Речь вот о чём. Формулы и формулировки – они обратимы во времени. Про формулы в физике это давно известно, а вот про формулировки здесь в первый раз говорится. Сам нигде не встречал (может, плохо смотрел, конечно). Нет ни в формулах, ни в формулировках никакой стрелы времени. Да и смешно думать: вот стоят книжки на полке, и все прострелены какой-то стрелой времени, которая в них и застряла снаружи, да вот не прострелены! Стоит книжки переставить друг с другом в перестановочной группе Галуа или вообще, пардон, перевернуть книжки вверх ногами, во Вселенной ничего такого грандиозного не произойдёт, чай, не крылья бабочки! А когда тогда появляется эта стрела?!
А вот когда мы берём книжку «Хаос» Джеймса Глика в руки, снимаем её с полки, открываем и начинаем читать. Вот тут-то и включается то самое пространство модулей от Калаби-Яу всех возможных путей по Фейнману с его интегралами по траекториям, и начинает вовсю пылить информационная энтропия – Эх, дороги! Пыль да туман…
Кстати, книжная полка из фильма «Хаос» 2005 года настоящая и, должен сказать, неплохой получился полицейский триллер с Джейсоном Стэтхемом на легенде Хаоса от Джеймса Глика.
Можно проиллюстрировать необратимость стрелы времени «на котиках», точнее, на правильных Платоновых телах, которых в Природе всего пять, и все они связны между собой по своим перекрёстным элементам, точнее, равным их количествам, Кеплер такой связный ряд назвал Морфоэдром, мы же с коллегами, по незнанию, окрестили его Платоновой коробкой передач.
Всю драму необратимости можно продемонстрировать, сравнив между собой два сценария перехода по морфоэдру или в Платоновой коробке передач от икосаэдра к его дуальному собрату – додекаэдру, когда мы теряем информацию на левом плече Морфоэдра, когда икосаэдр через октаэдр превращаем в тетраэдр, а потом его заново укомплектовываем в куб и, наконец, догоняем до додекаэдра, возвращая информацию уже заранее отфильтрованную методами глубокого обучения, как и в нейросетях с их плечом декодирования до числового вектора от группы академика Журавлёва и последующим плечом информационной возгонки до полновесного образа на выходе, который мы распознали, или наново закодировали. Бутылочное горлышко такой трансформации – дуальный сам себе тетраэдр или наш числовой вектор. На контрапункте к такой «бутылочной» необратимости – вполне обратимое преобразование додекаэдра в икосаэдр простым стачиванием вершинок и переходом уже через каскад полуправильных многогранников с явным увеличением промежуточной несомой информации. В центре такого перевёрнутого «параболоида» есть выколотая точка, когда одни рёбра исчезли, а других, им перпендикулярных, ещё не появилось в процессе стачивания. Типичная нулевая мера Лебега. Информацию мы символически считаем, складывая между собой количества граней и вершин на каждом многограннике. По теореме Эйлера, правильно! – в нашей ситуации для многогранников сумма их вершин с гранями равна количеству их же рёбер за вычетом двойки. Здесь уже проснулась наука топология об Эйлеровых знаменитых семи Кёнигсбергских мостах с числами Бете впридачу.
По сути, одна из центральных тем во всей Проблеме мышления – полная самодеятельность автора по части, что вытаскивать на белый свет читателям, а что прятать от них, от нас в зону умолчания. Чисто Мефистофельская тема! Сам Иоганн Вольфганг Гёте был точно такого же мнения. А где тут Чёрт, спрашивается?! Если самому разобрать настольный будильник, а он и выпрыгнет оттуда внезапно, колченогий. В общем, полный авторский произвол. Как рассудил Марк Твен: – У правды есть огромное преимущество перед вымыслом. Вымысел, по крайней мере, должен быть, как минимум, правдоподобен, а правда, ей чего?! – она и так есть! Потому мы, читатели, и вынуждены нырять сразу в пространство представлений, то есть модулей, где есть сразу всё, и таким образом компенсировать, уходить от авторского произвола, докапываться, так сказать, до истины, которая в оттенках, в отличие от чёрта в деталях. Мы понимаем, что нам показывают не всё, а только до щиколотки. А мы хотим всё и сразу. И таки клиент всегда прав! Здесь следует последний вздох кашалота Хаоса от Джеймса Глика в интерпретации Рокуэла Кента.
А дальше уже сам Анатолий Эфрос возвращает к жизни, обратно нанизывая на кукан стрелы времени, ненадутый шарик пока ещё вполне обратимой пьесы драматурга: «Для того, чтобы сделать спектакль, нужно иметь такие лёгкие, которые способны вот в эти странички, вот в этот ненадутый шарик вдуть столько кислорода, столько сценического кислорода, чтобы заиграло какое-то действие, чтобы создать театр. Эта, в общем, одна из редких профессий. Это человек, обладающий такой способностью вдувать в этот текст какие-то свои видения, какую-то свою философию, которая станет другим искусством, уже не литературой, а зрелищем театра. Приходится создать целую сетку, целую сеть психологического рисунка, если так можно выразиться. Сеть задач. Эта сетка – невероятной сложности и требует огромных усилий для того, чтобы её потом осилить. Её воссоздать снова, чтобы она стала живой. На это уходит весь репетиционный процесс. Процесс этот очень сложный. Он построен на знании психологической души, и души твоего актёра, и души персонажа… И в эту работу входит расчёт и темперамент, фантазия и математика. Этим мы занимаемся каждый день!» Пространство модулей-представлений в действии!
Дальше мы с коллегами затеяли такой трюк. Для этого нам понадобятся монады Арнольда – с одной стороны, и Гадательная Книга Перемен, великий конфуцианский памятник – с другой. Такая вот встреча на Эльбе.
С монадами Арнольда – отдельная история. Не лейбницевы, а мои! – говорил сам Владимир Игоревич. С помощью графов монад Арнольд посчитал в точном математическом смысле сложность конечных бинарных последовательностей из нулей и единиц, какая из них сложнее. Для этого он отобразил всё множество таких конечных последовательностей – у нас это последовательности из шести позиций – в себя, то есть все 64 штуки разных последовательностей в себя же, двойка в шестой степени, воспользовавшись Ньютоновым дифференцированием. Когда мы исследуем функции в матанализе, то первое, что делаем, чтобы понять сложнее функция или проще, дифференцируем эту функцию по Ньютону, да и по Лейбницу тоже. Вот и здесь точно так же. Напомним, что интегрируя, мы усложняем, а дифференцируя – упрощаем. Алле!
Продифференцировали, сохраняя разрядность, по модулю двойки, и каждая последовательность отобразилась в какую-то другую последовательность или в себя же – получился граф, который, если нарисовать, очень похож на забавную мордочку.
Если мы будем дифференцировать такие последовательности на полуплоскости или в концентрической волне, получим разные моды фрактальной волны или коврик Серпинского во временной развёртке, не синусы с косинусами.
Составлять нашу встречу монад с гексаграммами И-Цзин будем в семействах квадратных матриц в эргодической традиции от Анри Пуанкаре. Арнольд объяснял на ёлочках, не «на котиках». Можно следить за стадиями роста на примере одной ёлочки, а можно пойти погулять по лесу с разными ёлочками. Результаты таких наблюдений должны в среднем совпасть. Сама эргодическая гипотеза много ещё к чему обязывает, но об этом как-нибудь отдельно.
Итак, по вертикали – столбики И-Цзин, по горизонтали – строки монады. Зарядим наш кольт шестью Янями и будем на каждом подъёме в матрице на верхнюю строку выстреливать одним Янем, заменяя снаряжённый боевой патрон в барабане пустой гильзой Иня, а заодно комбинаторно считать количество вариантов расположений таких пустых Иней между оставшимися боевыми Янями и отражать все такие состояния – бинарные последовательности на нашем графе сложности – Арнольдовой монаде. В ней, чем «толще» орбита цикла и выше ветка стекающего на цикл дерева, тем состояние, то есть отдельно взятая последовательность, и сложнее.
С помощью такой техники мы получим матричную диаграмму катастрофического поведения сложности самой истории на этапах её завязки, кульминации и развязки. История в своих колебаниях сложности повторяет профиль МГУ: завязка симметрична развязке, если двигаться к центральной кульминации синхронно с двух сторон – от начала и конца истории, а главный максимум в кульминации – это шпиль Главного корпуса Университета, там где сталкиваются лоб в лоб на встречных временных пучках разогнанные до предельных скоростей адроны в Церне на Большом коллайдере.
То есть книга, скромно стоящая на полке, это хитрейший прибор, целая технология мощного психотронного воздействия – коллайдер для столкновения наших собственных мыслей, навеянных текстовыми операторами книги. Чтобы и у нас в голове или сразу во всём окружающем Космосе – кстати, никто до сих пор точно не знает, где же этот инсайт вспыхивает, если вообще такое бывает? – так вот вспыхнул, даже взорвался инсайт нашего личного открытия от столкновения идей от конца книги и от её начала.
Но самое интересное: автор прячет от нас правду как заправский фокусник Копперфильд. Мысленно вернувшись к профилю МГУ, в завязке и развязке истории мы находим главных персонажей в их разных информативно-сложных позициях, но в самой кульминации нас почему-то отвлекают на сложности совсем других второстепенных героев, и для нас смена информационных позиций главных персонажей выглядит случившимся чудом, которое мы попросту проглядели, прошляпили по милости автора.
Правда здесь в том, что автор попросту не может не прятать эту самую свою правду. Язык наш так устроен, вот в чём главная загвоздка, что подтверждает, например, и легендарный Дант: – Мы истину, похожую на ложь, Должны хранить сомкнутыми устами! (перевод «Божественной комедии» Михаила Лозинского). Если даже автор нам всё честно расскажет, мы ему всё равно никогда не поверим! Удивительно?! Да, и уморительно тоже. Но факт!
Что подтверждает и Фёдор Иванович Тютчев: – Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя? Поймёт ли он чем ты живёшь? Мысль изречённая есть ложь; Взрывая, возмутишь ключи: Питайся ими и молчи. Мы сами должны додуматься. Вот в чём штука. Никто, кроме нас. И Хемингуэй туда же, да что Хемингуэй, сам Шекспир, где про любовь вздыхают лишь украдкой… По всей видимости, незавершённость языка по отношению к истине – как интересно звучит, как-будто язык не дорос до этой самой Истины. Есть же, наконец, парадокс Расселла про цирюльника брадобрея, который брил бороды на острове у всех, кто не брился сам, а кто брил тогда самого цирюльника? Брадобрей? Какая уж там истина, когда язык двойственен даже самому себе, не говоря о других. Воистину двуликий Янус! Истина не извлекается языком. И это факт. А, может, Истина тоже имеет свою оборотную сторону, как обратная сторона Луны или как в фильме про «Начальника Чукотки», который ехал с Чукотки и ехал на Чукотку?! Без силы мысли здесь никак! Хоть сто вёрст скачи, ни до чего не доскачешь. Спасибо всем за внимание!
P.S. Да! Про сами-то «Письмена Бога» и забыл в суматохе. Чтобы эти Письмена прочитать, надо мысленно слетать в будущее, договориться там со всеми «Человеческими» и «Божественными комедиями» от Оноре де Бальзака, Данте Алигьери и всеми остальными членами «Инициативной группы». И с этой разноцветной пачкой ярлыков «договорных» концовок целым и невредимым вернуться обратно, драматургически их проквантовать по Абдрашитову, эти пьесы с готовыми концовками, и потом относительно одновременно рассказать всем нам – актёрам по жизни где, кто и когда в какой пьесе что играет… Может, оно и сойдёт за правду по Марку Твену, как обычно и бывает в таких случаях – совершенно случайно, что мы вдруг возьмём и угадаем и тем приблизим, наконец, наше Светлое Будущее, раз уж оно само до сих пор не соблаговолило для нас наступить! – И случай, Бог-изобретатель…
