Дайте же ритмике занять то промежуточное, самостоятельное положение, какое подобает социальной силе, проснувшейся от продолжительной летаргии и еще не овладевшей всеми своими возможностями.

Павел Нерлер

Поэт в тоге государственника: представления Осипа Мандельштама о социальном ритме и ритмике

Моей — позабытой — учительнице ритмики
в московской школе № 19 посвящается

Ритм и поэзия

Поэзия родилась из ритма и вся пронизана ритмами, она дышит ритмами и выработала за века широчайшую палитру стиховедческих размеров. Ритмизация — важный прием и прозы — в ее нечастых завистливых попытках приблизиться к поэзии по уровню интенсивности художественной речи (классический пример — «Петербург» Андрея Белого).

Так что Мандельштам прекрасно знал, что такое ритм и с чем его едят. И не только интуитивно, но и теоретически.

30 декабря, на самом излете 1909 года, он, тогда гейдельбергский школяр, послал Вячеславу Ивàнову свеженаписанные стихи:

На темном небе, как узор,
Деревья траурные вышиты.
Зачем же выше и все выше ты
Возводишь изумленный взор?

— Вверху — такая темнота, —
Ты скажешь, — время опрокинула
И, словно ночь, на день нахлынула
Холмов холодная черта.

Высоких, неживых дерев
Темнеющее рвется кружево:
О, месяц, только ты не суживай
Серпа, внезапно почернев!

И приложил к ним такой следующий вопросительный комментарий:

Дорогой Вячеслав Иванович!

Это стихотворение хотело бы быть «romance sans paroles»[1] (Dans l`interminable ennui…)[2]. «Paroles»[3] — т. е. интимно-лирическое, личное — я пытался сдержать, обуздать уздой ритма.

Меня занимает, достаточно ли крепко взнуздано это стихотворение?

Невольно вспоминаю Ваше замечание об антилирической природе ямба. Может быть, антиинтимная природа? Ямб — это узда «настроения».

С глубоким уважением

О. Мандельштам.

Фраза отправителя о «Вашем замечании» отсылает к «Спорадам» адресата — одному из четырех отделов книги Вячеслава Иванова «По звездам», вышедшей — и, очевидно, проштудированной Мандельштамом в том же 1909 году. В главе «О лирике» мэтр писал:

Поэзия — совершенное знание человека, и знание мира чрез познание человека.

Лирика, прежде всего, — овладение ритмом и числом, как движущими и зиждущими началами внутренней жизни человека; и, чрез овладение ими в духе, приобщение к их всемирной тайне.

Задача и назначение лирики — быть силою устроительной, благовестительницей и повелительницей строя. Ее верховный закон — гармония; каждый разлад должна она разрешить в созвучие.

Эпос и драма заняты событиями, текущими во времени, и решениями противоборствующих воль. Для лирики одно событие аккорд мгновения, пронесшийся по струнам мировой лиры.

<…> Обычно ждут от лирики личных признаний музыкально взволнованной души. Но лирическое движение еще не делает из этих признаний — песни. Лирик нового времени просто — хоть и взволнованно — сообщает о пережитом и пригрезившемся, о своих страданиях, расколах и надеждах, даже о своем счастьи, чаще о своем величии и красоте своих порывов: новая лирика почти всецело обратилась в монолог. Оттого, между прочим, она так любит ямб, антилирический, по мнению древних, ибо слишком речистый и созданный для прекословий, — хотя мы именно в ямбах столь пространно и аналитически изъясняемся в тех психологических осложнениях, которые называем любовью[4]

К природе ямба (о самом ямбе помолчим) Мандельштам обратится еще не раз. В 1912 году, в рецензии на «Одуванчики» Ильи Эренбурга, он назовет тютчевским «прием облекать наиболее жалобные сетования в ритмически-суровый ямб», а в стихотворении 1914 года «Автопортрет» назовет ритм врожденным своим качеством:

В поднятьи головы крылатый
Намек — но мешковат сюртук;
В закрытьи глаз, в покое рук –
Тайник движенья непочатый.

Так вот кому летать и петь
И слова пламенная ковкость,–
Чтоб прирожденную неловкость
Врожденным ритмом одолеть!

Ритм у поэта — нечто постоянное, поселяющееся с рождения и не покидающее его до самой смерти. Это и имманентный дар небес, но в некотором роде еще и личное достояние, которым можно, если что, распорядиться по своему усмотрению, резонируя на тот или иной ритмический зов.

В 1907-1910 гг., то есть в те самые годы, когда Мандельштам учился во Франции и Германии и путешествовал, кроме них, по Швейцарии и Италии, в Европе в большую моду входила ритмика от Эмиля Жак-Далькроза (1865-1950), композитора, музыканта и ритмического педагога, гастролировавшего по всей Европе. С высоты сегодняшнего дня Далькроз это один из первых гуру ЗОЖа, а его учение — лишь разновидность коллективной физкультуры на свежем, по возможности, воздухе, основывающаяся на инструментализации ритма и общественной пользы от гимнастики. Но в начале века это выглядело иначе, и организация в 1911 году в дрезденском рабочем пригороде Хеллерау специализированного очага ритмического воспитания — Института Жак-Далькроза — задавала всему начинанию очень высокую планку. Его элитарный характер подчеркивался ежевесенними «Празднествами» в Хеллерау, во время которых непременно исполнялась вторая часть «Орфея и Эвридики» Глюка — любимой мандельштамовской оперы.

Но даже если Мандельштам и «разминулся» с гуру ритмического воспитания в Европах, он точно не мог разминуться с ним в России, если иметь в виду книгу князя Сергея Михайловича Волконского «Выразительный человек. Сценическое воспитание жеста. (По Дельсарту)» (СПб, 1913) и серию его статей о системе Далькроза, публиковавшихся в начале 1910-х гг. в различных журналах и сборниках об искусстве.

Вот выборка таких его публикаций, выходивших в издании, которое Мандельштам наверняка читал, — в «Аполлоне»: «Красота и правда на сцене» (1911. № 4), «Человек и ритм» (1911. № 6), «Пантомима» (1911. № 10), «В защиту актёрской техники» (1911. № 12), «Ритм в сценических искусствах. Доклад на Всероссийском съезде художников». (1912. № 3-4. С.61), «Празднества в Хеллерау» (1912. № 6), «Адольф Аппиа» (1912. № 6) и «Древний хор на современной сцене» (1913. №№ 3 и 4). Дополним подборку еще и «Листками Курсов Ритмической гимнастики», выходивших в Санкт-Петербурге в 1913 году: в № 2, в частности, была его заметка «Воспитательное значение ритмической гимнастики Жак-Далькроза».

Ритм и социум

После статей Волконского с названиями типа «Человек и ритм», «Ритм в сценических искусствах» статья под крутым названием «Государство и ритм» представима уже несколько легче. Ожидаешь увидеть автором такой статьи Мандельштам? — Как-то не очень. Тем не менее автор такой статьи именно он, Осип Мандельштам, и, упоминая в статье Далькроза, он явно имел представление о его системе.

Но и «как-то не очень» оправдано. Написанная в 1918 году статья, — социологическая и по предмету, и по пафосу, — заметно выпадает из общего тематического репертуара текстов поэта, крайне редко выходившего за рамки литературы и искусства.

Вот ее текст[5]:

ГОСУДАРСТВО И РИТМ

Организовывая общество, поднимая его из хаоса до стройности органического бытия, мы склонны забывать, что личность должна быть организована прежде всего. Аморфный, бесформенный человек, неорганизованная личность, есть величайший враг общества. В сущности, все наше воспитание, как его понимает наше молодое государство в лице Народного комиссариата по просвещению, есть организация личности. Социальное воспитание подготовляет синтез человека и общества в коллективе. Коллектива еще нет. Он должен родиться. Коллективизм возник раньше коллектива. И если социальное воспитание не придет к нему на помощь, нам угрожает опасность остаться с коллективизмом без коллектива.

В настоящую минуту мы видим перед собой воспитателей-ритмистов, пока еще слабых и одиноких, предлагающих государству могущественное средство, завещанное им гармоническими веками: ритм как орудие социального воспитания. Мне представляется глубоко поучительным, что эти руки протянуты сейчас с надеждой к государству. Они возвращают ему то, что принадлежит ему по праву. Верный инстинкт подсказывает им, что ритмическое воспитание должно стать государственным. Они повинуются внутреннему голосу своей педагогической совести и находятся сейчас почти у цели: в нашей власти помочь им достигнуть этой цели или отбросить их далеко назад.

Что общего между государством и женщинами и детьми, исполняющими ритмические упражнения, между суровыми преградами, которые ставит нам грубая жизнь, и той шелковой веревочкой, которая протягивается во время этих грациозных упражнений. Здесь готовят победителей — вот в чем заключается эта связь. Детям, которые сумели так перепрыгнуть через тесьму, не страшны никакие социальные преграды. Они господа своего усилия. Они сумели соразмерить напряжение своих мускулов во время бега с трудностью препятствий. Трудность задачи может непомерно возрасти. Навык ритмического воспитания остается. Он неискореним, он присутствует и в мирной обстановке гражданского очага, и в военной буре, он всюду, где человеческое усилие побеждает сопротивление, он всюду, где нужны победители.

Новое общество держится солидарностью и ритмом. Солидарность — согласие в цели. Необходимо еще согласие в действии. Согласие в действии само по себе есть уже ритм. Он сошел как огненный язык, на ее голову. Нужно его закрепить навсегда. Солидарность и ритмичность — это количество и качество социальной энергии. Солидарна масса. Ритмичен только коллектив. И разве не устарело это понятие массы, это чисто количественное измерение социальной энергии, разве оно не из потерянного рая сборщиков голосов?

История знает два возрождения: первый ренессанс во имя личности, второй — во имя коллектива. Тяготение нашей эпохи к гуманизму сказалось в этом ренессансном его характере, но гуманистические интересы пришли в нашу эпоху как бы освещенные морской пеной. Те же идеи, но покрытые здоровым загаром и пропитанные солью революции.

Наблюдая и сравнивая школьную реформу в новой России с «Реформой Школы» первого гуманистического ренессанса, бросается в глаза преодоление филологии. Тот раз филология выиграла и сделалась надолго фундаментом общего воспитания: в этот раз интересы филологии определенно пострадали, с этим никто не станет спорить. Филологическое оскудение школы, которого следует ожидать в ближайшем будущем, в значительной степени плод сознательной школьной политики, это неизбежное следствие нашей реформы; отчасти в этом ее дух. Однако антифилологический характер нашей эпохи не мешает считать ее гуманистической, поскольку она возвращает нам самого человека, человека в движении, человека в пространстве и времени, — ритмического, выразительного человека.

Итак, с одной стороны филологическое предательство, с другой — увлечение человеком в системе Жака Далькроза и в новой философии. Над нами варварское небо, и все-таки мы эллины. Однако увлечение человеком в системе Далькроза не имеет ничего общего с эстетической идеализацией. Вообще эстетизм совершенно чужд системе и является случайным налетом, благодаря моде Хеллерау у европейской и американской буржуазии. Скорее, нежели эстетизм, системе свойственен дух геометричности и строгого рационализма: человек, пространство, время, движение — четыре основных ее элемента.

Но чему же удивляться, если ритм, на целое столетие изгнанный из общежития, вернулся более анемичным и отвлеченным, нежели он был в Элладе на самом деле. Нет никакой системы Далькроза. Его открытие принадлежит к числу гениальных находок, вроде открытия пороха или силы пара. Раз сила найдена, она должна развиваться сама по себе. Имя изобретателя может быть забыто ради ясности принципа, хотя ученики не хотят с этим примириться. Если ритмическому воспитанию суждено стать народным, произойдет чудо претворения отвлеченной системы в плоть народа. Там, где вчера была только схема, — завтра запестреют ткани хоровода и послышится песня. Школа идет впереди жизни. Школа лепит жизнь по своему образу и подобию. Ритмичность школьного года определяется ударениями, выпадающими на праздники школьной олимпиады, вдохновителем и организатором которой будет ритм. На этих праздниках мы увидим новое, ритмически-воспитанное поколение, свободно изъявляющее свою волю, свою радость и печаль.

Значение гармонических, одушевленных общей идеей, всенародных ритмических выступлений бесконечно велико для творчества будущей истории. До сих пор история творилась бессознательно, в муках случайностей и слепой борьбы. Сознательное творчество истории, ее рожденье из праздника как изъявление творческой воли народа — отныне непрекасаемое право человечества. В будущем обществе социальная игра займет место социальных противоречий и явится тем ферментом, тем бродильным началом, которое обеспечивает органическое цветение культуры.

Итак, как ни благоприятно ритмическое воспитание для эстетического развития, как ни благодарны будут нам все музы за введение ритмики в школьную программу — ритмика еще не эстетика. Но еще более неправильно считать ее гигиеной, гимнастикой. Ритм требует синтеза, синтеза духа и тела, синтеза работы и игры. Он родился из синкретизма, то есть из слиянного существования недифференцированных элементов. Но прежде, чем они воссоединились, прежде, чем окрепла наша молодая монистическая культура, не тяните ритмику ни в ту, ни в другую сторону, не сватайте ее ни за физическую культуру, ни за психологию, ни за трудовые процессы. Наше тело, наш труд, наша наука еще не таковы, чтобы принять в себя без оговорок ритм. Мы еще должны подготовиться к его приятию.

Дайте же ритмике занять то промежуточное, самостоятельное положение, какое подобает социальной силе, проснувшейся от продолжительной летаргии и еще не овладевшей всеми своими возможностями.

Тем удивительней сознавать, что этот текст не всплеск прогосударственной социальности у поэта Мандельштама, а казенная служебная записка клерка средней руки Мандельштама, написанная по линии его службы в Наркомпросе в вульгарно-социологическом ключе, но не в марксистском, а в далькрозовском духе, но с привлечением «ресурсов» Мандельштама-поэта.

Надо отметить, что первый пореволюционный — 1918-й — год стал для Осипа Мандельштама неожиданным взлетом и апогеем связанности с молодым российским государством. Девять месяцев из 12, — и это уже никогда не повторится, — он прослужил в его учреждениях. В частности, в апреле-мае — в Комиссии по разгрузке Петрограда, где он был сотрудником бюро прессы, а с июня и до конца года — в Отделе реформы высшей школы Наркомата просвещения, где он работал в том числе и над удочерением ритмики советской властью. Госслужба потребовала от него переезда в Москву и, пометавшись между обеими столицами, Мандельштам на это пошел.

Максимум служебной активности у Мандельштама-чиновника пришлась на ноябрь 1918 года. В № 2 «Хроники Отдела реформы школы» за 1918 года, в разделе «Подотдел эстетического развития», отмечено, что 10 ноября состоялось заседание коллегии ритмистов, на котором обсуждались доклады, подготовленные Н.Г. Александровой и О.Э. Мандельштамом для прочтения в Коллегии Наркомпроса^[6].

Назавтра, 11 ноября, Мандельштам сопредседательствовал в совместном заседании литературно-издательского подотдела и подотдела эстетического воспитания и предложил целый к изданию или переизданию ряд книг. Среди предложенных им к переизданию — и упомянутая уже книга Сергея Волконского «Выразительный человек», обозначенная как «очень важный труд по вопросам ритмического воспитания».

16 ноября Мандельштам выступил на заседании коллегии с проектом сметы целого Института физического (ритмического) воспитания. И смету утвердили (sic!) и препроводили в финансовый отдел.

3 декабря под председательством Осипа Эмильевича состоялось заседание коллегии секции эстетического развития, в котором, кроме него, участвовали Лопатинский[7], Вышеславцева и Белый — секретарь секции. В повестке дня — вопрос о составлении брошюр и сборника по ритмическому воспитанию.

Вот выдержки из протокола этого заседания: «С.Г. Вышеславцева предлагает приступить немедленно к составлению и изданию серии популярных брошюр (в 1-2 печ. листа) по вопросам ритмики под общим названием: «Ритмическое воспитание». Кроме того, С.Г. Вышеславцева предлагает составить в ближайшее время сборник под названием «Ритм», куда войдут оригинальные и специально для этого сборника написанные статьи разных авторов, главным образом по вопросу о роли и значении ритма для общих задач современной жизни, искусства и воспитания. Желательно участие в сборнике А.В. Луначарского. Было постановлено, что Мандельштам займется редактированием сборника «Ритм»»

Сведениями о выходе сборника «Ритм» мы не располагаем, но статья для него самим Мандельштамом была явно написана. И это, вне всяких сомнений, — «Государство и ритм», впервые опубликованная уже после крымско-грузинской эпопеи поэта — в харьковском журнале «Пути творчества», в № 6-7 за 1920 год.

В сущности, это попытка навести принципы далькрозовой ритмики на марксов социум и ленинский политикум.

Попытка столь же наивная, сколь и трогательная.

И, что особенно удивительно, — успешная! Поскольку ритмика — как учебная дисциплина, развивающая у детей чувство ритма — была, насколько я помню 19-ю школу в 1960-е годы, представлена в советской школьной программе одним скромным уроком в неделю, но представлена же! Проходили занятия в актовом зале, и все эти ритмические движения и упражнения, не говоря уже о разучиваемых танцах, вкрадчиво и незаметно взрыхляли детское сознание, исподволь, разрабатывая открытость к эстетическому восприятию если не всего мира, то хотя бы произведений искусства.

У меня, если я только себе не льщу, была твердая четверка!

Примечания

[1] «Песни без слов» — название поэтического сборника Верлена и одноименного стихотворения (1874).

[2] В бесконечной тоске… (фр.) — начало одного из стихотворений в этом сборнике.

[3] Слова (фр.).

[4] Иванов В. По звездам. Статьи и афоризмы [Опыты философские, эстетические и критические]. СПб.: Оры, 1909. С.350, 352-353

[5] Дается, как и предыдущие цитаты, по изданию: Мандельштам О. Собрание сочинений в 4-х томах / Ред-сост. П. Нерлер, А. Никитаев и др. М.: Арт-Бизнес-Центр, 1993-1997.

[6] ГАРФ. Ф.А-2306. Оп. 6. Д. 5. Л. 7 об.

[7] Лопатинский Борис Львович (1881-1946), художник-«мирискусник»,он еще встретится Мандельштаму на его жизненном пути в 1921 г.