Таланты и гении отличаются своей неповторимостью, оригинальностью. Они трудно уложимы в прокрустово ложе физиологических схем и определений. Но все же Эфроимсон смог выделить ряд генетико-психологических особенностей, которые отличают большинство известных в истории выдающихся талантов, независимо от сферы их деятельности.

Михаил Голубовский

Феномен пульсации талантливости

«Нас мало избранных, счастливцев праздных,
Пренебрегающих презренной пользой,
Единого прекрасного жрецов».
А. Пушкин. Моцарт и Сальери

Есть загадки и проблемы, которые давно обозначены научным или художественным гением, но терпеливо ждут своего решения многие годы. Почти 100 лет назад в 1926 г. академик В.И. Вернадский, автор концепции биосферы, прочёл в АН доклад «Мысли о современном значении истории знаний». Развивая свои заветные идеи о творческой энергии как геологической силе, преобразующей лик земли, он постулировал феномен, названный пульсация талантливости:

«Всегда и всюду в истории всех наук мы видим, как на протяжении одного, двух, трёх поколений одновременно появляются талантливые люди, поднимают на огромную высоту данную область духовной жизни человечества и затем не имеют себе заместителей… Мы не знаем пока, почему, как и отчего происходит такое нарождение талантливых людей…Их скопление в близких поколениях, отсутствие их в других. Мы должны принимать их за свойство нашей расы, проявление его природы Это такой же природный процесс, подлежащий научному исследованию натуралиста, каким является воздействие научной мысли на окружающую живую и мёртвую природу, изменение ею энергетики биосферы» [1].

Среди примеров подобных вспышек творческой активности Вернадский назвал скопление величайших гениев эллинской жизни в эпоху Перикла. Он отметил характерную особенность духовных проявлений человечества, когда вслед за скачками следуют лакуны. «Мы видим такие пустые промежутки , например, в XVIII в. во французской изящной литературе после расцветов XVI-XVII и XIX столетий; видим скопление великих французских математиков в конце XVIII и в начале XIX столетия и перерыв поколения раньше и позже».

В подобном же ряду пульсаций Вернадский назвал создание великой русской литературы одновременным появлением первоклассных писателей. Действительно, творцы русской литературы, от Пушкина до Льва Толстого, могли, по одному образному замечанию, быть рождены одной женщиной-матерью. Однако, вслед за этой вспышкой последовал провал, метафорическая «черная дыра» в четверть века и более.

Эта статья посвящена анализу этой пульсации и последующей лакуны с позиции генетики. В 1980-е годы я обратил внимание на странный временной провал в рождении вершин русской литературы после их взрывного появления в первую четверть 19-го века. В 1988 г. на симпозиуме к 125 -летию рождения Вернадского опубликовано сообщение на эту тему [2], а годом ранее в Академгородке вышла моя научно-популярная книжка [3].

В те годы я не знал, что на этот провал ясно указал филолог, поэт, литературовед Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (далее С-М) в книге «История русской литературы» [4]. Она вышла в Англии в 1925 г. Была переведена на многие европейские языки. По оценке В. Набокова — это «лучшая история русской литературы на любом языке, включая русский». Судьба автора драматична. С-М происходил из родовитой семьи Он окончил восточный факультет Петербургского университета. Увлекался поэзией, был близок к символистам и акмеистам, стал членом «Цеха поэтов». После участия в мировой войне примкнул к белому движению Деникина, затем эмигрировал в Англию. С 1921 по 1932 гг. читал курс лекций по русской литературе в Королевском колледже Лондонского университета. Но в 1932 г. вернулся в СССР, в 1937 г. был арестован и погиб в гулаге.

В России книга Святополка-Мирского книга вышла в 2008 г., в талантливом переводе филолога и писателя Руфи Александровны Зерновой. Полиграфически книга издана прекрасно, ее приятно держать в руках и читать. Там я нашел поразительное заключение:

«Поколение, родившееся между 1825 и 1850 гг. оказалось поэтически самым бесплодным из всех в истории России. С 1860 г. и до конца семидесятых не появилось ни одного хотя бы средне одаренного поэта».

Подобное же наблюдение было высказано вскользь во вступлении к книге поэта и критика В. Пяста (друга Блока), в предисловии к его книге «Встречи» в 1929 г.:

«Поэты в ХIХ столетии рождались, начинали своё земное существование, так сказать, “кустами”… “Серебряный век” характеризуется поэтами с датами рождения от 1817 до 1824 г. Перед нами имена почти ровесников: А.К. Толстого, Я.П. Полонского, А.Н. Майкова, А. Фета, Л.А. Мея, Н.Ф. Щербины, А.А. Григорьева, Н. А. Некрасова. И к этой блестящей плеяде присоединяются имена творцов современной русской прозы, из которых некоторые были не меньшими величинами и как поэты в широком смысле этого слова: И.С. Тургенев, Ф.М. Достоевский, М.Е. Салтыков-Щедрин и др. Потом пробел на дважды двадцать лет».

Этот удивительный феномен систематически не анализировался. Цели моей статьи следующие. 1) Визуализовать феномен пульсации талантливости в русской литературе на протяжении 125 лет ее развития, представить его в удобном для естественно-научного анализа виде. 2) На этой основе показать реальность метафорической черной дыры в рождении талантов с конца 1820-х и до конца 1850-х гг. 3) Рассмотреть этот феномен с позиции триады таланта — генетической концепции, которую развивал выдающийся генетик Владимир Павлович Эфроимсон [5].

Пульсация талантивости в период 1769-1894 гг. Систематизация

Для изучения феномена пульсации придется поверить алгеброй гармонию. Литература в России зародилась в последней трети ХVIII в. Н. Карамзин (1766 -1826), по словам Белинского, первым в России заменил мертвый книжный язык живым языком общества и «заохотил публику к чтению русских книг». Появились литературные журналы, устойчивый круг любителей изящной словесности. Возникла социальная среда, благоприятная для развития литературных способностей. В русском обществе после победы 1812 г. происходил духовный подъем.

Любой вид творчества подобен горному ландшафту. Есть высочайшие горные хребты, пики и заметные холмы. В данном контексте нас интересуют таланты первой величины, сияние которых не померкло со временем. Имена выбраны на основе экспертных оценок: монография Святополка-Мирского; двухтомник «Русская поэзия XIX века 1974 г. (серия Всемирная литература) и Краткая литературная энциклопедия в 9-и томах, 1962-1978 гг. В выборе имен классиков не избежать субъективности, но главный итог остается.

Тридцать шесть классиков русской литературы, родившиеся за период в 125 лет, с 1769 — 1894 гг., хронологически распределены по годам рождения в таблице. Начнем таблицу с рождения И.А Крылова (1769-1844), он был чуть моложе Карамзина. Крылов, пишет С-М, великий мастер слова, «его место в русской литературе неколебимо». Концовки многих его басен стали частью русского языка. Ныне уже мало кто задумывается, откуда они взялись.

Даты рождения классиков литературы сгруппированы мной по семилетиям, образуя за 125 лет 18 периодов. Это сделано в рамках традиции, где семь лет — важная веха в духовной жизни. По семилетиям отделены у Льва Толстого детство, отрочество и юность. Число семь было сакральным и для Томаса Манна, определяя структуру ряда его романов [6]. Семерка часто встречается в мифах пословицах. Звуковой и цветовой ряд подразделены на семь интервалов.

Конечно, можно выбрать другой интервал. Так или иначе, но результат таблицы поразителен. До 1830-х и начала 1860— гг. природа регулярно дарила миру поэтических талантов. Особый всплеск пришелся на семилетие с 1817 по 1824, на что обратил внимание Пяст. В это семилетие родились А.К. Толстой (1817), Тургенев (1818), Фет (1820), Достоевский (1821), Некрасов (1821), А. Островский (1823). И в эти же годы их ровесники, «второго ряда» Я. Полонский (1819), А. Майков (1821), А. Писемский (1821), Григорович (1822), А. Григорьев (1822), И. Аксаков (1823).

А затем нива поэтических талантов как бы заглохла. В чем же возможные причины?

1769–1775 Крылов
1776–1782 —
1783–1789 Жуковский
1790–1796 Грибоедов
1797–1803 Пушкин, Баратынский, Тютчев
1804–1810 Гоголь
1811–1817 Гончаров, Лермонтов, А.К. Толстой
1818–1824 Тургенев, Фет, Достоевский, Некрасов, Островский
1825–1831 Салтыков-Щедрин, Л. Толстой, Лесков
1832–1838
1839–1845
1846–1852
1853–1859 Розанов
1860–1866 Чехов, Ф. Сологуб
1867–1873 Горький, Бунин
1874–1880 Блок, Белый
1881–1887 Замятин, Хлебников, Гумилев, Ходасевич
1887–1894 Ахматова, Пастернак, Мандельштам, Булгаков, Цветаева, Паустовский, Маяковский

Таблица 1. Распределение по годам рождения выдающихся литературных талантов.

18 семилетних периодов за 125 лет; видны вспышки и «черная дыра»

Триада таланта

Загадка появления талантливых личностей несомненно связана с областью генетики. Талант в этом смысле — индивидуальное свойство, которое ( а) потенциально зависит от определенной генетической конституции, (б) требует благоприятных условий развития для своего становления и (в) полностью реализуется в стимулирующей социокультурной среде. Иными словами, рождение потенциального таланта — аспект генетический; его развитие и становление — аспект биосоциальный; его полное воплощение в социуме — аспект социобиологический. Три грани — «триада таланта», концепция, развитая известным генетиком Владимиром Павловичем Эфроимсоном [5].

Здесь нередко возникает неясность, почему биосоцальные и социобиологические аспекты относятся к генетике. Дело вот в чём. Понятие наследственности включает две связанных сферы. Первая — материальные носители наследственной информации (гены), их кодирование, хранение и передача в ряду поколений. Вторая сфера — индивидуальное развитие организма, сложный и во многом неясный процесс. Он происходит в динамической цепи событий : наследственная программа — активация генов — чувствительные периоды — раннее определение путей развития — растянутая во времени дифференциация признаков. В ходе цепи взаимодействий «генотип — среда» формируются и сложные поведенческие признаки.

По примерным оценкам Эфроимсона, шанс рождения потенциальных первоклассных талантов — один на несколько тысяч. Шанс тех, которые смогли полностью развить свои дарования — примерно один на миллион. А шанс тех, кто в полной мере реализовали в обществе свои потенции — всего около 1 на 10 миллионов. Пользуясь принципами триады, можно раздельно оценивать позитивные и негативные факторы в рождении, развитии и воплощении таланта. В Афинах времен Перикла «за столом» могли собраться до десяти гениев, известных и ныне. Никакие генетические данные не позволяют считать, что афиняне наследственно превосходили окружающие их народы. Дело в совпадении условий — гениальной личности Перикла, и в созданной им стимулирующей социальной среде и «спросе на гениев» [5].

Талант и роль генотипа.

Одно из первых исследований, с которых ведет начало генетика, как раз посвящено этой проблеме. В 1869 г. вышла в свет книга Фрэнсиса Гальтона (1822-1911), «Наследственный гений: исследование его законов и следствий». Гальтон, кузен Чарльза Дарвина, был выдающимся многогранным исследователем. Статистика, метеорология, психометрия, дактилоскопия и область изучения наследственности человека, — генеалогия, близнецовый метод, евгеника,. Наряду с Грегором Менделем, Гальтон, по праву считается основоположником генетики . Любопытно, что они родились в один и тот же 1822 год.

Гальтон впервые аргументировал, что одаренность, способности человека наследуются по тем же принципам, что и другие количественные признаки. Новизна его подхода состояла в применении статистики для классификации по степени одаренности людей и их родственников. Первый отклик на книгу Гальтона поступил от его кузена Дарвина:

«Я не думаю, чтобы в течение всей моей жизни мне пришлось читать что-либо более интересное и оригинальное… Вы создали, в чем я уверен, незабываемое произведение» [7].

С переоткрытием законов Менделя в начале 20-го века появилась возможность генетического подхода к изучению разных психических черт. В 1922 г. глава московских генетиков профессор Н.К. Кольцов (1872-1940) основал «Русский евгенический журнал» и опубликовал в нем замечательную программную статью «Генетический анализ психических особенностей человека». Кольцов выделил три сферы психики: познавательную (разум), эмоции (аффекты) и воля, влечения. Он привел доводы о широком полиморфизме в проявлении этих черт и рассмотрел, как можно изучать изменчивость и наследование их поведенческих элементов.

Физиологическая (материальная) основа познавательной сферы лежит в нервно-психических реакциях и отличается специфичностью (межполушарная асимметрия) и определенной локализацией («центры») в областях мозга. Левое полушарие ответственно за способность к речи, абстрактному мышлению, логике. Правое полушарие связано с интуицией, творческим воображением, целостностью смыслового содержания на основе чувственных представлений. При аномалиях правого полушария возникают сложности с улавливанием смысла, с пониманием метафор и юмора.

Так, центр Брока в задненижней лобной части левого полушария делится на две зоны. Одна из них контролирует воспроизведение речи, а другая связана с запоминанием и решением математических задач. Центр Вернике в верхней части левой височной области отвечает за процесс усвоения и понимания письменной и устной речи. Уже сами вариации размеров таких центров могут быть коррелированы с развитием высоких вербальных способностей. Например, посмертный анализ мозга знаменитого оратора и политика Франции республиканца Леона Гамбетты (1838-1882) обнаружил, что объём центра Брока его мозга в два раза больше обычного [8].

Основу эмоций и влечений составляют нейро-гуморальные процессы. Основную роль здесь играют молекулы-нейромедиаторы с противоположным действием. Некоторые результатов поисков в этой области суммировал в книге «Жизнь с нашими генами» Дин Хамер — глава отдела регуляции действия генов Национального Института рака в США .

Особенности появления плеяды поведенческих признаков, называемых психологами «поиск нового» в значительной степени зависят от двух типов молекул, ответственных за проведение сигналов между нервными клетками. Это дофамин и серотонин, производные аминокислот тирозина и триптофана. Молекулы-нейромедиаторы вырабатываются в определенных скоплениях мозговых нейронов, проходят по нейронным сетям к специфическим рецепторам клеток из других областей мозга, регулируя их функцию..

Плеяда признаков «поиск нового» сопряжена с активностью дофаминовой системы. Функции серотониновой системы связаны с возникновением страха, тревожности, депрессии. Гены, вовлеченные в обе нейромедиаторные сети разнообразны по своей структуре и силе действия, вызывая полиморфизм в психологическом профиле личностей.

Таланты и гении отличаются своей неповторимостью, оригинальностью. Они трудно уложимы в прокрустово ложе физиологических схем и определений. Но все же Эфроимсон смог выделить ряд генетико-психологических особенностей, которые отличают большинство известных в истории выдающихся талантов, независимо от сферы их деятельности. Они состоят в способности к непрерывному труду и самообучению, в напряжении всех сил для достижения поставленной цели.

Нередко это сопряжено с тем, что состоявшиеся таланты имеют в своем генотипе факторы, которые на биохимическом уровне действуют как внутренние допинги. К таковым относится врожденный повышенный уровень мочевой кислоты, молекулярная структура которой весьма сходна с кофеином, известным стимулятором активности мозга. Однако, избыточное отложение солей мочевой кислоты (гиперурекимия) в виде кристаллов приводит к подагре. Вот почему среди талантов и гениев наблюдается повышенная частота подагриков — побочная цена стимуляции мозговой активности.

Другой допинг-фактор — циклотимия — периодическое повышение творческой и жизненной активности с последующим ее падением. Подобная особенность явно наблюдалась у Пушкина. «Весной я болен, кровь бродит, чувства, ум тоскою стеснены». Но «с каждой осенью я расцветаю вновь». Циклотимией с приступами «черной меланхолии» страдал и Гоголь.

Межэтнические браки в генеалогии писателей.

Межэтнические браки обогащают генофонд и могут привести к необычным комбинациями генов и к повышению жизненной энергии (гетерозис). Пушкин — самый известный яркий пример. Но межэтническое происхождение у поэтических талантов нередко [9].

Василий Андреевич Жуковский был рожден молодой турчанкой Сальхой, привезенной помещику Афанасию Бунину по его прихоти в наложницы. Родившегося мальчика усыновил соседний помещик Андрей Жуковский. Иван Бунин гордился родством с сородичем поэтом Жуковским.

География России способствовала межэтническим бракам, в которых один из партнеров был родом с запада или востока русской равнины. Польские матери оказались у Петра Вяземского, Николая Некрасова, Леонида Андреева. Польские предки включены в генеалогическое древо Баратынского и Грибоедова. Род Достоевского со стороны отца имеет польские корни. Его дед был из семьи шляхтичей.

У Гоголя с отцовской стороны — сплошь польские родичи. Дед по отцу Афанасий Гоголь-Яновский, выходец из польской шляхты. Сам Гоголь прекрасно знал польский язык и общаясь в Риме с двумя ксендзами признавался, что польский язык ему звучнее русского. Бабушка Гоголя со стороны отца Татьяна Лизогуб имела предком казацкого гетмана Ивана Скоропадского, который, по сведениям историка Савелия Дудакова, был женат на крещеной еврейке Настасье Марковой. Произошла комбинация генов из трех этносов.

Александр Герцен родился от связи 45-летнего помещика Ивана Яковлева и 16-летней немки Генриетты-Вильгельмины Гааг, дочери мелкого чиновника из Штутгарта . Поскольку брак не был оформлен, сын получил придуманную отцом фамилию Герцен («сын сердца»).

Мать Афанасия Фета тоже была немкой из Штутгарта, урожденная Шарлотта Беккер. Ее 20-летнюю, уже имевшую годовалую дочь в браке с немецким чиновником Фетом, увез от мужа 45-летний орловский помещик Шеншин. Тайна рождения Афанасия Фета загадочна и драматична. Мальчик с детства воспринимал себя и воспитывался как старший сын Шеншина. Но вдруг в 14 лет отец сообщает ему, что отныне он должен носить фамилию Фет, согласно своему рождению. Для юноши и потом во всей взрослой жизнь поэта это стало подлинной катастрофой, особенно в рамках тогдашних узаконений и представлений. Фет вмиг утратил дворянское звание, положение в обществе, имущественные права. Он превратился в безвестного иностранца сомнительного происхождения и воспринимал сие как мучительный позор и тягостный крест. В 1857 г. он вручил своей будущей жене М.П. Боткиной конверт с письмом с просьбой сжечь после прочтения.

«Моя мать была замужем за отцом моим… адвокатом Фетом и родила дочь Каролину и была беременна мною. В это время приехал и жил в Дармштадте вотчим мой Шеншин, который увез мою мать от Фета, и когда Шеншин приехал в деревню, то через несколько месяцев мать родила меня… Вот история моего рождения».

В немецко-русском межэтническом браке родились Марина и Анастасия Цветаевы. Их молодая мать Мария Мейн из немецой семьи — высокоодаренная художественная натура, талантливый пианист, ученица Николая Рубинштейна. Бабушка по материнской линии — польская аристократка Бернацкая. Профессор Иван Цветаев во втором браке с Марией Мейн был старше ее на 21 год.

Отец поэта Владислава Фелициановича Ходасевича — польский аристократ, а мать — дочь крещеного еврейского литератора Якова Брафмана. Жена Ходасевича, известный литератор Нина Берберова, тоже была рождена в межэтническом браке. Она пишет в «Курсив мой»:

«Я несу как дар судьбы то обстоятельство, что две крови — русская, северная, и армянская — южная, слились во мне и во многом с детства обусловили меня».

Восточные татарские гены в родословных русских писателей встречались не менее часто. По семейному преданию предком Державин был некий Багри Мурза, выехавший из Большой Орды. О восточных предках свидетельствовали и писательские фамилии — Огарев, Тургенев, Салтыков-Шедрин.

Владимир Даль, автор Толкового словаря русского языка, до сих самого авторитетного, вовсе не имел русских корней. Его отцом был обрусевший датчанин Йохан Христиан Даль, принявший русское подданство. Он был женат на обрусевшей немке Ульяне Фрейтгат, а ее предками были французы и швейцарцы. О парадоксе нерусского происхождения и полного вхождения в русскую культуру, Даль говорил: «Кто на каком языке думает, тот к тому народу и принадлежит. Я думаю по-русски».

Справедливость его слов подтверждает история российской культуры. Из пяти российских нобелевских лауреатов по литературе — Борис Пастернак и Иосиф Бродский — евреи. Столь популярные в России барды — Булат Окуджава, Александр Галич, Владимир Высоцкий, Юлий Ким — все имеют межэтническое происхождение. Булат Шалвович Окуджава родился в браке грузина Шалвы Окуджава и армянки Ашхен Налбандян. Таким образом он вовсе не имеет «русских генов». Прадед его отца по отцовской линии приехал в Грузию в середине XIX, получив за 25 лет службы земельный надел в Кутаиси. Его точное этническое происхождение неизвестно, не исключая и еврея из кантонистов, полагает Окуджава.

Вообще-то, отношения между этническим происхождением, родным языком и творчеством могут быть парадоксальными. Тютчев 22 года прожил за границей, изредка приезжая в Россию. Он был дважды женат на баварских аристократках и считал Мюнхен своим домом. В лингвистическом отношении Тютчев, поражался Святополок-Мирский, «представляет собой любопытный феномен. В частной и официальной жизни он говорил и писал только по-французски. Все его письма, все его политические статьи написаны им на этом языке, и на нем же были сказаны все его знаменитые остроты. Ни первая, ни его вторая жена по-русски не говорили. По-видимому, русским языком он пользовался только в поэзии». К этому парадоксу добавим — все описания красот природы и мира в стихах Тютчева, вошедшие в хрестоматии, навеяны баварскими пейзажами.

Интересно сопоставить с этими данными роль смешанных браков в происхождении научных талантов. В начале 1920-х годов профессор Ю.А. Филипченко, основатель первой в России кафедры генетики, организовал оригинальное социально-демографическое (или евгеническое) исследование выдающихся ученых Петербурга. Проведению работы помогло, в духе пословицы, социальное бедствие. Чтобы спасти ученых Петербурга от голода и холода (последствия Гражданской войны), по инициативе Горького была создана комиссия под названием ЦеКУБУ (Центральная комиссия по улучшению быта ученых). Ей невольно пришлось ранжировать ученых (а также видных деятелей культуры и медицины) по степени их достижений и заслуг. Среди пяти условных категорий главные три квалифицировались так: видные ученые с большим научным и научно-учебным стажем; выдающиеся ученые, инициаторы крупных научных направлений и школ в России; ученые мирового значения, а равно крупнейшие представители данной области.

Интересен оказался этнический состав. Он предусматривал самоидентификацию в выборе из трех вариантов ответа: чисто русские, смешанное происхождение и иностранцы. К “чисто” русским условно были отнесены лица, у которых на протяжении трех предшествующих поколений “нет указаний на примесь иноплеменной крови” (в отдаленных поколениях такая примесь в рамках анкеты допускалась). Если же один из родителей или дедушка/бабушка имели иностранные или этнически иные корни, то они относились к лицам смешанного происхождения.

При таких критериях процент “чисто русских» среди ученых в целом и среди выдающихся был сходен, 56–57%. Однако, процент лиц межэтнического происхождения среди выдающихся ученых (26%) оказался заметно выше, чем в общей популяции ученых (16,7%). Любопытно, что иностранцы на период 1921 года среди всей популяции ученых Петербурга составляли 26%, а среди выдающихся около 18% — солидные величины. Среди лиц смешанного происхождения и иностранцев преобладали немецкий, шведский, польский и еврейский элементы.

Далее Филипченко и его ученики провели детальный социологический и генетико-демографический анализ всех членов Российской академии наук, избранных за период 80 лет (1846–1924). Материалы этого исследования содержат интереснейшие наблюдения. К примеру, если в популяции отцов ленинградских студентов лиц смешанного происхождения оказалось только 3%, то среди академиков их было около 20%. На этом основании Филипченко сделал вывод об “известной связи между одаренностью и смешанным происхождением” [10].

Поэтический талант и наследственность

Евгений Онегин не обладал высокой страстью «для звуков жизни не щадить». В этих словах — краткое и целостное описание поэтического (в широком смысле) дара. Страсть, которая подчиняет себе жизнь. Именно в этом смысле говорят: поэтами рождаются. Страсть как внутреннее, идущее от генотипа влечение и потребность извлекать из хаоса гармонию звуков и слов. Таковы признания полного пленения музыкой у пушкинского Сальери:

Родился я с любовию к искусству; / Ребенком будучи, когда высоко / Звучал орган в старинной церкви нашей, / Я слушал и заслушивался -/ Слезы невольные и сладкие текли.

Влечение и способности к художественному творчеству обычно проявляются очень рано.

«С шестилетнего возраста я начал марать бумагу и писать стихи — настолько поразили моё воображение некоторые произведения наших лучших поэтов. Я всегда испытывал непреодолимое влечение к искусству вообще, во всех его проявлениях. Та или иная картина или статуя, равно как и хорошая музыка, производили на меня такое сильное впечатление, что волосы буквально подымались на голове».

Эти признания Алексея Константиновича Толстого удивительно напоминают слова пушкинского Сальери.

Возникает вопрос: не может ли быть, что четвертьвековая лакуна в годах рождения вершин российкой словесности ХIХ в. вызвана нехваткой генов, от которых зависит тяга к писательству? Не связано ли это с неравномерностью темпа мутационного процесса, его взлётами и отливами?

Будучи генетиком, мне приходилось долгие годы исследовать вспышки мутаций в природных популяциях на модельном генетическом обьекте. Нет оснований думать, что популяции человека свободны от подобных пульсаций в частоте возникновения и распространения наследственных изменений. В том числе и тех, которые определяют характер, темперамент, психологические особенности личности и таланты. Историк и географ Лев Гумилёв связывал вспышки в этнической истории с повышением частоты рождения пассионариев, людей с врожденной повышенной жизненной активностью. Не привела ли в данном случае неравномерность мутационного темпа к рождению литературных гениев в одни периоды и к лакуне — в другие?

Против такой возможности есть возражения. Что происходило за эти же годы на ниве французской и английской словесности? Легко убедиться, что здесь нет лакуны в рождении известных писателей. В самом деле, как раз на середину «чёрной дыры» 1839-1845 гг. во французской словесности приходятся года рождения А. Сюлли-Прюдома и А. Франса (нобелевские лауреаты), а также Э. Золя, С. Малларме, А. Доде, П. Верлена. А вслед за тем идут Г. Мопассан, А. Рембо. В Англии примерно на эти же годы падают рождения А. Суинберна, Р. Стивенсона, а затем О. Уайльда, Б. Шоу.

Есть и другой довод против временной нехватки «поэтических генов». Я посмотрел распределение по годам рождения литераторов второго ряда, которые оставили след в российской литературе. Этот список можно составить на основе библиографического словаря «Русские писатели» (М., 1971 г.). За сто лет, с 1769 по 1866 гг. литераторов «второй когорты» в словаре числится около 250. Оказывается, на период 1832-1859 гг. приходится рождение более 70 писателей и поэтов второго ряда, почти столько же родились в предыдущие четыре семилетия. То есть гены, определяющие склонность и способность к словотворчеству, не исчезали из популяции.

В ландшафте русской литературы в период 1832-1858 гг. мы находим и холмы, и горы.

Но горные пики исчезли! Они были либо раньше, либо позже этого периода. Очевидно, потенциальные литературные таланты рождались, но почему-то не смогли полностью состояться и достигать высот.

Интересно, что как раз на середину поэтической «чёрной дыры» 1839-1845 гг. приходится рождение вершин русской музыки: Бородин (1833), Н. Рубинштейн (1835), Мусоргский (1839), Чайковский (1840), Римский-Корсаков (1844). А куда же делись их аналоги в литературе?

Становление таланта. Второй компонент триады

Становление зависимых от генотипа поведенческих признаков это динамический процесс упорядоченного во времени взаимодействия генетической программы с факторами внешней среды. Здесь велика роль чувствительных периодов, самообучения, активной деятельности развивающегося организма и явления, названного этологами «запечатление», или импринтинг.

Нобелевский лауреат Нико Тинберген так изложил суть самообучения. Птицы, начав петь, совершают три вещи: слушают то, что они поют, замечают разницу между своим пением и идеальной песнью и делают поправки в своём пении при следующем исполнении. Врождённый механизм самообучения позволяет птице усовершенствовать песню в соответствии с записанным в генах образцом. Если, например, птенцу безголосой овсянки, растущему в условиях полной изоляции, в возрасте 10-50 дней (чувствительный период) дать возможность лишь один раз прослушать песню самца своего вида, то спустя 5-6 месяцев он начнёт петь полную видовую песню, да ещё воспроизводить диалект учителя! Происходит запечатление.

Но учитель должен появиться в определённый чувствительный период! Прослушивание песни после пятидесятого дня не эффективно, «поезд ушёл» (похоже на позднее обучение иностранному языку). На хор учителей других видов птенец овсянки не реагирует. Он внимает лишь песне, идеальный образ которой записан в генах.

Благоприятный импрессинг

По отношению к человеку Эфроимсон предложил сходный термин «импрессинг»: детские, очень избирательные, впечатления и восприятия, которые подействовав в чувствительный период, оказываются стойкими и жизнеопределяющими.

Пушкин оставил дивное описание благоприятного импрессинга от встречи с Жуковским:

Могу ль забыть я час, когда перед тобой
Безмолвный я стоял, и молнийной струёй
Душа к возвышенной душе твоей летела
И, тайно съединясь, в восторгах пламенела.

Другой благоприятный импрессинг — отеческое благословение мэтра Державина, однократная встреча в 1815 году:

«Державина я видел только раз в жизни, но никогда не забуду… Голос мой отрочески зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом».

Ныне, когда в деталях воссоздана обстановка лицейского и юношеского окружения Пушкина, стало очевидным, какую колоссальную роль в становлении его гения сыграли «эффект лицея», поддержка и признание со стороны Жуковского, Батюшкова, Карамзина. В 1815 г. Жуковский пишет Петру Вяземскому: «Нам всем надобно соединиться, чтобы в «Дневнике писателя» за 1877г. помочь вырасти этому гиганту, который всех нас перерастёт». И это, к счастью, случилось.

Яркое описание позитивного импрессинга оставил Достоевский в «Дневнике писателя за 1877г. В мае 1845 г. в возрасте 24-х лет он кончил свою первую повесть «Бедные люди», до тех пор ничего не писавши. Его приятель Дм. Григорович (будущий беллетрист, учился вместе с Достоевским в Инженерном училище в Петербурге) посоветовал дать повесть на прочтение Некрасову. И вот той же ночью в четыре часа, вспоминает Достоевский, к нему явились Григорович и Некрасов, «бросаются обнимать меня в совершенном восторге, и оба чуть не плачут». Через день состоялась встреча с Белинским. Он «заговорил пламенно с горящими глазами…Да понимаете-ль сами-то, что это вы такое написали. Вы только непосредственным чутьем, как художник это могли написать… Не может быть, чтобы вы в ваши двадцать лет уж это понимали…Вам правда открыта и возвещена как художнику, досталась как дар, цените же ваш дар и оставайтесь верным верными и будете великим писателем».

Спустя 32 гола Достоевский вспоминает эту минуты в полной ясности. « И никогда я не мог забыть ее. Эта была восхитительная минута во всей моей жизни. Я в каторге, вспоминая ее, укреплялся духом». Такова сила благоприятного импрессинга в начале творческого пути».

Эффект лицея

Но не только у Пушкина лицей развил и воспитал талант. Первый набор лицеистов состоял из 30 воспитанников, принятых без особого отбора и этнически разного происхождения — 18 православных и 12 лютеран или католиков. Итог — известные, кроме Пушина, выпускники: Горчаков — первый канцлер России, Матюшкин — адмирал, полярный исследователь, Корф — создатель и директор Публичной библиотеки, Сергей Ломоносов –дипломат высокого ранга, после лицея стал секретарем посольства в Вашингтоне, Дельвиг — поэт и первый издатель «Литературной газеты».

Основные причины успеха в образовании и воспитании: талантливые наставники, атмосфера братства, индивидуальный подход в зависимости от личных способностей. Пушкина освободили от курса математики, поощряя его поэтический дар [11,12]. Но, возможно, главное, согласно психологу Вадиму Ротенбергу, это уважение к личности учеников. На 11-летних отроков смотрели как «на надежду России», и они обрели способность уважать себя, независимо от успехов в учебе [13].

В «Письмах к незнакомке» Андре Моруа метафорично заметил: в той же мере как наше тело и жизненная активность нуждаются в витаминах, наш дух нуждается в регулярной дозе витаминов «ПР» — предпочтение, превознесение, преклонение. Без них желания, воля, творческий поры слабеют. Лицеисты шесть лет в полной мере получали витамины «ПР».

Обсудим еще одно обстоятельство, которое могло повлиять на возникновение лакуны. Поколение, родившееся в 30-50-е годы, вступало в жизнь, проходило чувствительный период в середине 50-70-х годов. Это был период расцвета творчества плеяды гениев, которые родились в 10-20-е годы ХIХ века. В прозе — Тургенев, Гончаров, Достоевский, Толстой, в поэзии — Некрасов, Фет, А. К. Толстой, Тютчев. Нужно было иметь дерзновенную веру в свои силы, чтобы преодолеть влияние моцартов литературы. Ведь даже зрелый мастер, явный талант при вспышке творчества гения меркнет. У него может пропасть желание творить — тема терзаний Сальери:

Что пользы, если Моцарт будет жив /И новой высоты ещё достигнет?
Подымет ли он тем искусство? Нет;/ Оно падет опять, как он исчезнет.

Но ведь появились же вослед Пушкину и Лермонтову новые высоты поэзии — Фет, А.К. Толстой, Некрасов, становление которых пришлось на 40-е годы. А почему вдруг этот процесс приостановился? И сравнимого с Блоком поэта, пришлось ждать почти полвека?

Смена социальной среды и эстетических доминант после Николая I

Среди множества стимулирующих творчество условий среды — понимание и поддержка со стороны читателя, резонанс, сопереживание, сочувствие. Зрелый талант Пушкина страдал не только от цензуры, но и от непонимания публики и критики тех, кого поэт называл «чернью». В сфере науки выдающийся геолог, эволюционист и философ Сергей Мейен выдвинул «принцип сочувствия» как необходимое условие для взаимного понимания и диалога. Если сочувствие необходимо в развитии науки, но без него искусство затихает.

В конце 50-х — начале 60-х годов резко изменилось время, изменился читатель. Последний период правления Николая I называют «мрачным семилетием». После европейских революций 1848 г. ожесточилась цензура, закрылись некоторые журналы, начались репрессии, разгромлены петрашевцы, отправлен на каторгу Достоевский, сослан Салтыков-Щедрин. Журналы и газеты, став став послушными власти, теряли подписку.

Литературовед Александр Никитенко (1805-1877), профессор словесности в Петербургском университете, был ряд лет членом цензурного комитета. Он вел подробнй дневник и оставил такую запись:

«Действие цензуры превосходит всякое вероятие. Чего этим хотят достигнуть? Остановить деятельность мысли? Но ведь это все равно, что велеть реке плыть обратно». (Звучит современно и ныне). Трудно было равнодушно внимать тому, что стало очевидным после смерти Николая I. Никитенко записывает в дневнике: «Теперь только открывается, как ужасны были для России прошедшие 29 лет. Администрация в хаосе; нравственное чувство подавлено: злоупотребление и воровство выросли до чудовищных размеров».

Цензор признал, что цензурный контроль Николая I над мыслью неотвратимo привёл к развалу.

Но вот, с 1855 г. в стране начался общественный подъём. Годы 1856-1857 называют иногда необыкновенным двухлетием в русской литературе. Один за одним печатаются «Рудин» Тургенева, «Севастопольские рассказы» Толстого, «Губернские очерки» Салтыкова-Щедрина, «Доходное место» Островского. В 1856 г. выходит книга стихов Некрасова, которая, имела грандиозный успех. «Всё издание было раскуплено в несколько дней, и так как спрос на книгу продолжал возрастать, вскоре появились её рукописные копии, продававшиеся за удесятеренную цену», — пишет К.И. Чуковский, исследователь и знаток творчества поэта. В проскочивший через цензуру сборник Некрасов включил программный диалог «Поэт и гражданин». В нём остро передан пульс времени и мотив споров : «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан».

Гражданин призывает Поэта писать «сатиры», пусть даже они «бестолковы, не новы и чужды красоты». Время требует обличений. Но Поэт парирует: да, в молодости он вплетал в гриву Пегаса не розу, а крапиву, «бичуя маленьких воришек для удовольствия больших, дивил я дерзостью мальчишек и похвалой гордился их». Результат оказался плачевным:

Склонила Муза лик печальный / И, тихо зарыдав, ушла.

Сам Некрасов вполне сочетал в себе ценителя подлинной поэзии с призывом к гражданственности. Именно он опубликовал в «Современнике» стихи Фета и в 1856 г., в год выхода его стихотворного сборника, писал:

«Человек, понимающий поэзию и охотно открывающий душу свою её ощущениям, ни в одном русском авторе после Пушкина не почерпнёт столько поэтического наследия, сколько доставит ему г-н Фет».

Однако, начиная с конца 1950-х вульгарная позиция Гражданина стала преобладать, среди молодежи. На арену общественной жизни буквально ворвалось поколение Базаровых с совершенно другими культурными, эстетическими, социальными идеалами, нежели их «отцы». Нигилизм, дерзостное отрицание прошлого и настоящего сочеталось в энергичных статьях кумира молодёжи Писарева с призывом к практической деятельности, к занятиям наукой. В ней он видел силу, противостоящую религии и способную преобразовать общество. Философское мировоззрение «новых людей» 60-х годов отличали три черты: крайний материализм, детерминизм и утилитаризм. То что в философской критике получило название вульгарный материализм.

Известному со школьных лет тезису Базарова «Рафаэль гроша ломаного не стоит» вполне созвучен вывод сподвижника Писарева критика Варфоломея Зайцева: «Пора понять, что всякий ремесленник настолько полезнее любого поэта, насколько положительное число, как бы мало ни было, больше нуля… Мы отрицаем только эстетические наслаждения, восстаем только против искусства, а вовсе не против того, что может быть приятно человеку».

Стихи Фета осыпаются настоящим градом насмешек, нападок, оскорблений. Писарев пророчествовал, что в будущем стихи Фета за неимением спроса «продадут пудами для оклеивания комнат под обои и для завёртывания сальных свечей, мещерского сыра и копчёной рыбы», и Фет «в первый раз станет приносить своими произведениями некоторую долю практической пользы». Изданный в 1863 двухтомник Фета оставался нераспроданным, несмотря на маленький тираж, до конца жизни поэта. Чувствуя разлад с духом времени, поэт на многие годы умолк . Такая же судьба постигла и томик стихов Тютчева 1868 г. Книга не нашла читателя и годами лежала нераспроданной.

Отрицательный импрессинг в атмосфере 1860-х.

Сверхвысокая чувствительность и возбудимость поэтического таланта, способность улавливать и «дольней лозы прозябанье», и тонкие оттенки человеческой психологии, сопровождается и повышенной восприимчивостью к бесшабашной недоброй критике.

И не в этом ли состоит одна из главных причин глубокой 25-30-летней впадины в ландшафте русской классической литературы ХIХ века?

Испытывая недостаток в витамине «ПР», поэты одаривали друг друга в это трудное для них время сочувствием, наподобие дружеского послания Фета к А.К. Толстому:

Пускай пришла пора иная,
Пора печальная, когда
Гетера гонит площадная
Царицу мыслей и труда;
Да не смутит души поэта
Гоненье на стыдливых муз,
И пусть в тени, вдали от света,
Свободней зреет их союз.

Конечно, потенциальные таланты, рождение которых пришлось на 20-е годы ХIХ в., а становление, чувствительный период — до конца 1860-х годов продолжали творить, несмотря на атмосферу гоненья на стыдливых муз. Но в этой атмосфере трудно было расцвести новым поэтическим росткам.

Пример отрицательного импрессинга — творческая судьбы поэта Константина Случевского, родившегося в 1837 г. (время «черной дыры»). В его первых стихах, опубликованных в 1860 г. в «Современнике», Тургенев почувствовал «зародыши великого таланта». Столь же восторженным было мнение тонкого ценителя поэзии Аполлона Григорьева. Но одновременно эти стихи стали предметом нападок и пародий в стане революционных демократов. Особенно острой и ядовитой была пародия Добролюбова на стихотворение Случевского «Мои желания» (Дики мои желанья и в стихах всю их дичь изложу я, / Прежде всего я хочу себе женщину с длинной косою../)

Современный биограф в предисловии к сборнику стихов К.К. Случевского (М.: 1984) пишет: «Удар был ошеломляющий, и неудивительно, что после таких сильнейших нападок Случевский замолчал и надолго». Злые журнальные насмешки и пародии его ошеломили, поэт замолк на время. Но его творческий дар не был погублен. Когда Случевский в 1878 г. вернулся в литературу и выступил с публичным чтением своих новых стихов, пего друг, поэт Аполлон Майков, воскликнул: “Не убили поэзию! Нет! Видно, истинного дарования не заругаешь до смерти”. Майков прав лишь отчасти. До смерти не заругаешь, но «потушить огонь души тревожной», резко затормозить становление таланта путём отрицательного импрессинга очень даже возможно.

Подобное случилось и по отношению к Николаю Лескову, который в большую литературу вошел лишь в возрасте около 30 лет, имея большой жизненный опыт. Он не примыкал ни к одному из тогдашних направлений или лагерей и потому его судьба оказалась трудной и драматичной. Благодаря житейской подготовке, замечает С-М, Лесков стал одним из тех русских писателей, которые в отличии от Тургенева и Толстого «знают жизнь не как владельцы крепостных душ», а из непосредственной практики, независимо от теорий. В 1862 в Петербурге случились большие пожары, виновниками которого по слухам считались «нигилисты» и радикально настроенные студенты. Лесков написал статью о пожарах. Он не поддерживал этот слух, но настаивал, чтобы полиция произвела тщательное расследование с целью подтвердить иди опровергнуть слухи. На радикальную прессу это подействовало как разорвавшаяся бомба. Лескова обвинили в том, что он натравливает чернь на студентов и объявили бойкот в журналах.

Вот как об этой истории писал Горький в прекрасной статье о Лескове:

«Литературная деятельность Лескова началась тяжёлой для него драмой, которая могла бы и не разыграться, если бы русские интеллигентные люди умели относиться друг к другу более внимательно и бережно… Дошло до того, что известный критик Писарев спрашивал в своей статье: “Найдётся ли хоть один честный писатель, который согласится работать в одном журнале с Лесковым?”.

Такое мнение литературного кумира молодежи было почти литературным убийством.

Резкой радикальной критике подвергся и первый политический роман Лескова «Некуда» (1864), где Писарев и его последователи усмотрели в ряде персонажей карикатуру на своих друзей. Тогдашние взгляды поколения Базаровых и сложившуюся атмосферу гонения на Лескова подробно разобрал биолог и публицист А.А. Любищев [13].

Он находит великолепным вывод Горького о творческой судьбе Лескова:

«Вышло так, что писатель, открывший праведника в каждом сословии, во всех группах, — никому не понравился и остался в стороне, в подозрении; консерваторы, либералы, радикалы — все единодушно признали его политически неблагонадёжным; этот факт является ещё одним доказательством, что истинная свобода обитает где-то вне партии».

Двух станов не боец. Алексей Константинович Толстой

Такую свободу «вне партий» воплощал Алексей Константинович Толстой. Человек выдающегося таланта, честности и благородства, он не разделял утилитарных взглядов на искусство, исповедуемых Писаревым, Чернышевским и их фанатичными последователями вроде Зайцева. Вот кредо А.К. Толстого:

Двух станов не боец, но только гость случайный,
За правду я был рад поднять мой добрый меч,
Но спор с обоими досель мой жребий тайный,
И к клятве ни один не мог меня привлечь.

Направление своего творчества А.К. Толстой выразил ярко и афористично:

«Что касается нравственного направления моих произведений, то могу охарактеризовать его, с одной стороны, как отвращение к произволу, с другой — как ненависть к ложному либерализму, стремящемуся не возвысить то, что низко, но унизить высокое… Убеждение моё состоит в том, что назначение поэта не приносить людям какую-нибудь непосредственную выгоду или пользу, но возвышать их моральный уровень, внушая им любовь к прекрасному, которая сама найдёт себе применение безо всякой пропаганды. Эта точка зрения прямо противоречит доктрине, царящей в наших журналах, и потому, делая мне честь считать меня главным представителем враждебных им идей, они осыпают меня бранью с пылом, достойным лучшего применения».

Алексей Толстой не последовал совету своего друга Фета уйти от гонений «площадных гетер» в тень, вдали от света. Напротив, он с достоинством принимает вызов и публикует свое знаменитое «Против в течения». Свое убеждение поэт выражал твердо и со свойственной ему страстью:

«В произведении литературы я презираю всякую тенденцию, презираю ее как пустую гильзу, тысяча чертей! Как раззяву у подножия фок мачты, три тысячи проклятий. Я это говорил и повторял, возглашал и провозглашал! Не моя вина, если из того, что я писал ради любви к искусству, явствует, что деспотизм никуда не годится. Тем хуже для деспотизма! Это всегда будет явствовать из всякого художественного произведения, даже из симфонии Бетховена».

«Добрый меч» иронии и сарказма пронизывает его балладу с невинным названием «Порой веселой мая». Начало — в нарочито архаичном игривом стиле. Молодая пара вышла в сад на свадебное гулянье. И тут жених, «стан ей обняв гибкий», решил, по иронии автора, рассказать невесте о близком будущем. Цветущий сад засеют скоро репой. Кусты, где утром нас будит рокот соловьиный, вырвут с корнем, там индеек хотят кормить червями. Тенистую рощу порубят «на здание такое, где б жирные говяда кормились на жаркое». Невеста в ужасе: «Ужель для той скотины иного места нету, иль то «матерьялисты», у коих трубочисты» повыше Рафаэля?

Люди сии разные, пояснил жених, но они согласны в одном: «Коль у других именье /Отымешь и разделишь / Начнется вожделенье./ Весь мир желают сгладить и тем внести равенство». Авторская концовка тоже язвительна: «Я новому ученью / Отдавшись без раздела, / Хочу, что б в песнопенье / Всегда сквозило дело…Российская коммуна, / Прими мой первый опыт!». Здесь утопия доведена до своего логического конца. Увы, поэт-сатирик оказался провидцем, ибо советский вариант построения социализма привел к экологическим катастрофам на громадной территории.

С публикацией этой баллады случился казус. А.К. Толстой печатался в либеральном журнале «Вестник Европы», где редактором был достойный человек, историк, филолог и публицист, Михаил Матвеевич Стасюлевич (1826-1911). Между ними обычно было полное понимание и доверие. Но тут Стасюлевич не решился опубликовать в 1871 г. баллады «Порой веселой мая» и «Поток-богатырь». Он усмотрел в них пасквиль не только на нигилизм и материализм, но и на либерализм вообще. Это ясное свидетельство, что после 1860— х гг. даже в умеренной либеральной литературе сложилась атмосфера самоцензуры.

Толстой возразил Стасюлевичу, почему нигилистам можно сколь угодно резко осыпать бранью не согласных с ними, а вот над их взглядами и утопиями нельзя иронизировать. Тогда он отдал баллады в консервативный журнал «Русский вестник» (редактор М.Н. Катков), следуя принципу — «спор с обоими мой жребий тайный». Идейные позиции этих двух журналов сильно различались, как сто лет спустя у «Нового мира» и «Октября».

Баллада «Поток-богатырь» построена на любимом приеме Толстого — снах и путешествии во времени. Поэт романтизировал Киевскую Русь и Новгород, видя там прообраз народовластия — вече, выборы князей. Из периода Владимира-Солнышко его герой витязь по имени Поток переносится во сне на полтысячи лет вперед в Московское царство. Затем вновь впадает в сон и просыпается — в середине XIX века. Здесь он попадает на собрание, где некий патриот излагает перед толпою свое ученье: «Что, мол, нету души, а одна только плоть / И что если и впрямь существует господь, / То он только есть вид кислорода, / Вся же суть в безначальи народа». Это ироническая квинтэссенция базаровского мировосприятия.

Далее идет замечательный иронический диалог. Патриот (этот термин здесь использует Толстой) сурово вопрошает Потока, уважает ли он мужика. Поток отвечает — «Есть мужик и мужик:/ Если он не пропьет урожаю,/ Я тогда мужика уважаю!». Алексей Константинович иронизирует и над народническими утопиями, и мистическим преклонением перед некоей сакральной высшей правдой мужика. Подобное искушение во многом разделяли великие современики поэта Лев Толстой и Достоевский

Крики патриота — «только в народе спасенье» — герой поэмы достойно парирует: — «Я ведь тоже народ, так за что ж для меня исключенье».

Приглашение к разгадке тайны пульсации и «черной дыры»

В 1880 г. в речи по поводу открытия памятника Пушкину в Москве Тургенев напомнил о том базаровском умонастроении, когда считалось «обязательным приносить все, не идущее к делу, в жертву, сжимать жизнь в одно русло.» Это требование применительно к литературе имеет объяснение в предшествовавшей истории России. По словам Герцена, в России литературные споры за неимением политических становились вопросами жизни. Появление замечательной книги составляло событие: критики и антикритики читались и комментировались с тем вниманием, которое, вызывали в Англии или во Франции парламентские прения.

«Подавленность всех других сфер человеческой деятельности бросала образованную часть общества в книжный мир, и в нем одном, действительно, совершался глухо и полусловами протест против николаевского гнёта, тот протест, который мы услышали открытее и громче на другой день после его смерти…»

Эта российская традиция не только сохранилась, но проявилась с прежней силой и нынче.

Итак, создаётся впечатление, что резкий конфликт «отцов и детей», возникший на рубеже 1860-х годов и продолжавшийся более двух десятилетий «либеральный террор», привели к отрицательному импрессингу для становления поэтических талантов. «Если базаровщина — болезнь, то она — болезнь нашего времени, и её приходится выстрадать, несмотря ни на какие паллиативы и ампутации. Относитесь к базаровщине как угодно — это ваше дело; а остановить — не остановите; это та же холера», — таков был диагноз самого Писарева в его статье «Базаров».

Да и сам Тургенев склонен был видеть в сложившейся ситуации к культурному наследию «отцов» не упадок общества, а болезнь роста. В упомянутой пушкинской речи 1880 г. он отметил, что симптомы болезни проходят и что «законы искусства, художнические приёмы опять вступают в свою силу — и кто знает? — быть может, явится новый, ещё неведомый избранник, который превзойдёт своего учителя и заслужит вполне звание национально-всемирного поэта». Действительно, в 1880 г. родился Александр Блок.

Но любая болезнь не проходит бесследно для организма. И в случае художественного творчества, развития поэтических талантов неблагоприятное взаимодействие генотип — среда привело к лакуне в русской классической литературе. Но нет худа без добра. Призыв к занятия наукой упования на ее целительную социальную роль привел к смене социальных доминант и вовлечению молодежи на естественные факультеты (Базаров препарировал лягушек, подавая пример).

Призыв к практическому реализму, к занятиям «делом», наукой, нашёл горячий отклик у молодёжи. Вняв этому призыву, Павлов уходит из духовной семинарии в Петербургский университет. В период черной писательской черный дыры наблюдается взлет рождения корифеев российской науки. Вот столь известные имена мирового уровня в разных областях науки: Д. Менделеев (1834, химия), А.Г. Столетов (1839, физика), братья А.О Ковалевский (1840) и В.О. Ковалевский (1842) — эволюционная зоология, И. Мечников (1845, зоология, иммунология), В. Докучаев (1846, почвоведение), Н.Е. Жуковский (1847,механика и аэродинамика). Года рождения их приходятся на лакуну для поэтических гениев Положительный импрессинг и вызов среды для одних видов творчества, отрицательный — для других.

Пульсации общественной жизни, духа времени приводят к смене доминантности у потенциальных талантов в выборе ими рода занятий и творческом становлении. «Чёрная дыра» не связана с нехваткой «генов таланта», со вспышками мутаций — то есть с первым компонентом в триаде таланта. Кем стали и в какие области жизни и творчества ушли потенциальные гении, родившиеся в 30-40-е годы? Этой тайны мы, видимо, никогда не узнаем.

Здесь сделана попытка взглянуть взглядом генетика на интереснейшую, поставленную Вернадским, проблему пульсации талантливости. Интересны и важны мнения историков и социологов, психологов и культурологов. Лишь в союзе естественнонаучного и гуманитарного знания можно подойти к пониманию феномена пульсации талантливости.

Литература

1. Вернадский В.И. Избранные труды по истории науки. М.: Наука. 1981.

2 . Голубовский М.Д. Феномен пульсации талантливости — проблема, поставленная Вернадским. В сб: В.И. Вернадский и современная наука. Л.: Наука. 1988.

3. Голубовский М.Д. Судьбы генов и судьбы людей. Новосибирск. 1987.
4. Святополк-Мирский Д. П. История русской литературы с древнейших времен до 1925 г. М. : ЭКСМО. 2008.
5. Эфроимсон В.П. Генетика гениальности. М.: Наука. 2002
6. Беркович Е. Мистика чисел. Семь искусств. 7. 2015.
7. Канаев И.И. Фрэнсис Гальтон. Л. Наука.1972.
8. Воронофф С. От кретина к гению. С. Петербург. 2008
9. Либрович С. Нерусская кровь русских писателей Спб.1905 (archive.org/details/librovich)
10. Филипченко Ю.А. Наши выдающиеся ученые. Известия бюро по евгенике, 1922, 1, 32-38. Перепечатано в кн.: Бабков В.В. Заря генетики человека. — Прогресс-Традиция. М. 2008, С. 232-244.

11. Эйдельман Н.Я. Прекрасен наш союз. М. 1991 ( vivovoco.astronet.ru)
12. Волохонская Т.П. Нам разный путь судьбой назначен строгой. С. Петербург. 2007.
13. Ротенберг В. Эффект лицея. (vsrotenberg.rjews.com).
14. Любищев А.А. Лесков как гражданин. В кн.; А.А. Любищев. Расцвет и упадок цивилизаций. С. Петербург. Алетейя. 2008.