Семен Резник

Что такое научно-художественная биография?

Попытаюсь определить особенности этого специфического жанра, сопоставляя его с научной биографией, с одной стороны, и историческим романом, с другой. Речь пойдет о биографиях ученых, хотя то же приложимо к биографиям любых творческих личностей.

Жанр научно-художественной биографии накладывает на повествование жесткие требования, прежде всего хронологические. Ожидается рассказ о жизни и деятельности персонажа – от рождения до смерти. Ожидается более или менее пропорциональное освещение основных периодов его жизни: детство, учеба, работа в избранной области науки (литературы, живописи, музыки), суть сделанных открытий, их значение для современников и потомков.

В чем же отличие научной биографии от научно-художественной?

Мой ответ состоит в том, что в научной биографии хронологически излагаются и анализируются труды ученого, их значение для современников и потомков. Биографические данные выносятся в начало повествования или сообщаются по ходу относительно скупо, как бы вторым планом. В научно-художественной биографии «дела» персонажа, как и все, что о нем известно или может быть разыскано, — это материал, из которого создается (воссоздается) его личность.

Но личность неисчерпаема, каждый автор видит ее по-своему, потому в книге вольно или невольно присутствует «такой пустяк, как личность самого автора» (выражение Д.С. Данина).

В жизни человека бывают драматические события, а бывают периоды «застоя». В романе, в том числе историческом, такую проблему легко обойти, достаточно написать: «Прошло десять лет». Жанр биографии этого не позволяет: читатель ждет рассказа о ВСЕЙ жизни героя – без пропусков.

Но значит ли это, что в научно-художественной биографии повествование должно развиваться в такой последовательности, как проходила жизнь самого персонажа? Далеко не всегда. Композиционное построение книги, расстановка акцентов, как и многое другое диктуется замыслом писателя.

В далеком 1975 году, в дискуссионной статье, посвященной особенностям биографического жанра, я писал («Природа», № 6), что вполне представляю себе научно-художественную биографию, в которой главный герой на первой странице умрет, а на последней родится. Это, конечно, перебор. Он мне понадобился, чтобы заострить ту мысль, что хронологическая последовательность повествования в научно-художественной биографии необязательна.

Когда я писал книгу о И.И. Мечникове, мне было важно выразить то, что мои предшественники отодвигали на второй-третий план. Для них Мечников был, прежде всего, «охотником за микробами» и создателем фагоцитарной теории иммунитета, тогда как для меня главным было другое.

Мечников с юных лет уверовал в то, что человек смертен, а Бога нет и загробной жизни нет. Из этого он делал вывод о том, что жизнь лишена смысла и полна страданий. Он годами преодолевал свой юношеский пессимизм и создал «теорию оптимизма». Суть ее сводилась к тому, что страх смерти обусловлен ее преждевременностью; развитие науки позволит продлить жизнь человека до «естественных пределов», это сделает жизнь радостной и осмысленной, а смерть желанной. В таком контексте приобретала философский смысл и его научная работа, в особенности в области бактериологии и иммунологии, и заложенные им основы геронтологии, и многое другое. Написать книгу о таком Мечникове мне представлялось увлекательной творческой задачей.

В книге с близкого расстояния рассмотрен один день в жизни Мечникова, 30 мая 1909 года, когда он приехал в Ясную Поляну для «выяснения отношений» с Львом Толстым, который проповедовал противоположные представления о смысле жизни, религии, роли науки. Для того, чтобы во всех деталях описать этот день, мне пришлось поработать и в архивах Толстого в Москве и в Ясной Поляне. В четырех главах книги этот день прослеживается час за часом, а между этими главами, как бы с птичьего полета, проходят семьдесят один год жизни Мечникова – от рождения до смерти. Книга строго биографическая, хотя и не соответствует привычным шаблонам.

О Мечникове было много написано до меня и после меня. Вероятно, многое еще будет написано. Но такой книги не было и не будет. Впервые она вышла в серии ЖЗЛ в 1973 году, переиздана год назад издательством «Вест-Консалтинг».

Другой пример «борьбы» с вектором времени – моя книга «Владимир Ковалевский: трагедия нигилиста». Наукой палеонтологией, которую Ковалевский превратил в «эволюционную», он занимался всего четыре года. До этого и параллельно с этим, он побывал революционером, издателем-просветителем, журналистом, переводчиком, боролся за женское равноправие, строил жилые дома и бани, налаживал производство нефтяных минеральных масел… Каждое из его начинаний было разумным, перспективным, но заканчивалось крахом. Единственным делом, которое он сумел довести до конца, оказалось убийство самого себя – в цветущем 41-летнем возрасте.

Книгу о жизни Владимира Ковалевского я посчитал нужным начать с конца: с рассказа о том, какой шок вызвал в обществе и, конечно, среди родных и друзей его добровольный уход из жизни. Такое начало, как мне кажется, позволило придать повествованию как бы четвертое измерение. В книге рассказывается, каким энтузиазмом был всякий раз полон Ковалевский, когда брался за новое дело, какие строил планы, какие перспективы ему рисовались, как он иногда заражал своим оптимизмом брата, жену, друзей, не подозревая о том конце, к которому все это ведет. Он этого не знал, друзья не знали, но мы-то теперь знаем, читатели, перед которыми развертывается его жизнь, знают, на мой взгляд, помогает им лучше понять Ковалевского, а, может быть, и самих себя.

При том, жанр научно-художественной биографии имеет свои довольно жестко очерченные особенности, готовых рецептов нет и не может быть. Все зависит от того, какую творческую задачу ставит перед собой автор.